Стань умнее. Развитие мозга на практике
Шрифт:
«Я поначалу тоже относилась к Cogmed скептически, – признаётся Джули Швейцер, директор Программы СДВГ Института нарушений развития нервной системы Калифорнийского университета Дэвиса. – Но меня чрезвычайно сильно волновала проблема отчаявшихся родителей, не удовлетворенных результатами медикаментозного лечения, которое получали их дети. Не стоит забывать и о том, что некоторые люди просто не переносят лекарственные препараты».
Доктор Швейцер рассказала мне, что, подав заявку на грант для изучения Cogmed как возможного средства лечения СДВГ, она с немалым удивлением прочла отзыв одного из рецензентов. «Эксперт написал: «Нам уже известно, что данный метод эффективен». Я была уверена – и уверена до сих пор, – что тут еще потребуется очень и очень много исследований».
В итоге Джули провела исследование самостоятельно. Она набрала 26 детей с диагнозом СДВГ; половина
«Мы помещаем ребенка в комнату, даем ему какое-то время поиграть игрушками, затем откладываем их в сторону и предлагаем ему решить ряд математических задач, – объясняет доктор Швейцер. – Мы говорим, ребенку, что он должен работать над задачами в течение пятнадцати минут, а затем выходим из комнаты, но все время ведем видеосъемку. В итоге отснятый материал оценивается с разбивкой на каждые 30 секунд: занимается ли ребенок в данный отрезок времени порученным ему делом, возится с игрушками, поет песенки, ерзает, ходит по комнате и т. д.».
Результаты этого исследования были опубликованы в июле 2012 года в журнале Neurotherapeutics {50} . Оно показало, что дети из плацебо-группы занимались порученным заданием приблизительно одинаковое время как в начале, так и в конце исследования, после чего отвлекались на посторонние дела. А вот среди тех, кто прошел тренинг Cogmed, это время резко выросло – они решали задачки более чем на шесть минут дольше, чем дети из плацебо-группы.
«Мы получили положительные результаты, но это было очень небольшое исследование, – говорит Швейцер. – Можно сказать, что сегодня я в целом отношусь к потенциалу тренинга Cogmed в качестве инструмента развития рабочей памяти и лечения СДВГ с осторожным оптимизмом. Мы испытываем огромную потребность в чем-то большем, нежели традиционные методы лечения, особенно при работе с подростками. На данный момент лекарства – это лучшее, что у нас есть, и они действительно весьма эффективны, но полностью ими проблему не решить. Многие мои пациенты либо в какой-то момент просто отказываются принимать препараты, либо у лекарств обнаруживается слишком много побочных эффектов. Нам нужны и другие инструменты. Так что если тренинг действительно окажется работоспособным, это будет просто потрясающе».
50
Green C. T., Long D. L., op. cit.
СДВГ – не единственное заболевание, серьезно ослабляющее эффективность рабочей памяти. Например, на момент написания этой книги Швейцер проводила небольшое исследование Cogmed на базе детей с синдромом хрупкой Х-хромосомы, генетическим заболеванием, ведущим к задержке умственного развития. На тот момент эксперимент еще не был завершен, но исследовательница сказала: «Я уже сегодня могу утверждать, что некоторые из больных детей способны выполнить входящие в тренинг задания. То есть, точнее говоря, большинство. Родители просто в восторге».
Еще одна важная группа, часто нуждающаяся в когнитивной реабилитации, – дети, перенесшие рак. «От 20 до 40 процентов детей, подвергшихся лечению от лейкемии, со временем сталкиваются с когнитивными изменениями, – говорит Кристина Харди, нейропсихолог из Детского национального медицинского центра в Вашингтоне. – А среди тех, кто лечился от опухолей головного мозга, эта цифра составляет как минимум 60–80 процентов».
От других маленьких пациентов, нуждающихся в когнитивной реабилитации, этих детей отличает то, что эффект воздействия радиации или химиотерапии на человеческий мозг, особенно на детский, проявляется лишь по прошествии некоторого времени. Так, одно недавно проведенное исследование сразу после лечения не выявило в результатах вербального IQ-теста детей, переживших острый лимфобластный лейкоз, никаких существенных изменений, однако уже в старшем подростковом возрасте их балл снизился в среднем на 10,3 пункта {51} .
51
Krull K. R., Zhang N., et al.,
«Например, после черепно-мозговой травмы люди в одночасье утрачивают множество навыков и, конечно, очень хотят их восстановить, – сказала мне Харди. – Но наши дети, подвергшиеся лечению онкологических заболеваний, ничего не теряют. Они просто оказываются неспособны вырабатывать и развивать новые навыки так же эффективно, как прежде. Когда они приходят к нам впервые, мы почти не выявляем последствий агрессивного лечения. Но примерно через год, когда медицинские процедуры заканчиваются и дети возвращаются в школу, у них возникают трудности с освоением нового материала; они не могут учиться, как прежде, и получают худшие оценки, потому что лечение ослабило их рабочую память и внимание. И со временем мы часто наблюдаем общее снижение академической успеваемости и показателя IQ».
По словам Харди, хотя многие дети полностью восстанавливают свои когнитивные способности без дополнительного лечения, среди тех, кому это не удается, негативный эффект иногда становится особенно заметен только в зрелом возрасте.
«Понаблюдав за взрослыми людьми, пережившими в детстве рак, давно и благополучно вылеченный, – рассказывает нейропсихолог, – мы обнаружили, что по сравнению со своими не болевшими сверстниками они как группа достигают основных вех развития с некоторым опозданием. Они часто не вступают в брак и навсегда остаются в родительском доме; многие не оканчивают школу и не находят сколько-нибудь хорошей работы. Я как врач считаю это чрезвычайно удручающим: вашему ребенку в детстве не повезло заболеть самой страшной болезнью в мире, но он победил ее, а теперь когнитивные изменения скверно сказываются на всей его дальнейшей жизни. И самое грустное, что, глядя на ребенка, только что успешно завершившего лечение, я понимаю, что с ним, скорее всего, случится, но ничего не могу сделать, чтобы предотвратить негативные процессы в его мозгу. Поэтому-то я и занялась поиском способов восстановления когнитивных функций».
В 2012 году Харди сообщила о результатах пилотного исследования, в котором Cogmed сравнивался с компьютеризированным плацебо-тренингом, не предусматривающим усложнения заданий по мере повышения уровня испытуемых {52} . Из 20 детей, поборовших рак мозга или лейкоз, те, кто тренировался на Cogmed, достигли значительно лучших результатов по сравнению с плацебо-группой. Это касалось как улучшений зрительной рабочей памяти, так и ослабления проблем с учебой (по оценке родителей). «Я начинала эту работу с изрядной долей скептицизма; мне казалось очень сомнительным, что, просто немного поиграв в компьютерные игры, можно достичь реальных улучшений, – призналась мне Харди, чуть ли не слово в слово повторяя сказанное доктором Швейцер. – Я думала, мы не продвинемся ни на йоту. Надо отметить, тренинг принес пользу всем детям. Но были и такие, кто после него сообщил о весьма серьезных улучшениях. Больше того, когда мы со временем опять пригласили этих деток к себе в лабораторию и провели нейропсихологические тесты, они показали, что изменения сохранились. На инстинктивном уровне я верю, что некоторым детям когнитивный тренинг действительно может быть очень полезен. Не всем, но многим. Наше последнее исследование продемонстрировало заметное улучшение рабочей памяти примерно у 50–60 процентов детей, и я считаю этот показатель клинически значимым».
52
Hardy K. K., Willard V. W., op. cit.
Тут я поинтересовался у Харди: исходя из имеющихся на сегодня доказательств, стала бы она рекомендовать Cogmed детям, поборовшим рак или имеющим другие проблемы когнитивного характера, так сказать, на общих основаниях.
«На сегодняшний день я чрезвычайно осторожно подхожу к любым рекомендациям в этой области, – призналась она. – В моем опубликованном исследовании слишком мало фактических, числовых данных. Например, мы до сих пор не знаем оптимального объема тренинга и каким группам он будет полезен больше всего. Но я продолжаю эксперименты в компании Cogmed; мы также проводим такие исследования в Больнице святого Иуды в Мемфисе и в Миннесотском университете. И, должна отметить, результаты, которые мы получаем, меня очень радуют».