Станция на горизонте

Ремарк Эрих Мария

— Значит, гонка с прикрытием. Вся команда все время вместе. Пеша что-нибудь беспокоит в машинах?

— Только то, что беспокоит всякого конструктора: непредвиденная случайность.

— Не лучше ли нам вообще пустить Хольштейна вперед? Может, он один просто удерет от остальных и выиграет гонку?

— Довольно большой риск. Но мы можем завтра еще раз переговорить с Пешем.

— Вот было бы славно, если бы именно Хольштейн выиграл гонку!

Льевен рассмеялся.

— По крайней мере, это было бы неожиданностью для Мод Филби.

Он прикидывал в уме. Здесь перед ним открывалась

возможность все ж таки под конец не остаться с носом. Если бы этот эксперимент удался, из него можно было бы еще многое извлечь. Такое непредвиденное решение для Мод Филби оказалось бы только целительным. Он бы ей слегка отомстил и, возможно, обрел бы еще кое-какие шансы.

Он отложил бумаги в сторону.

— Вы серьезно так думаете, Кай?

— Ну конечно. Почему бы нам не попробовать?

Льевена Кай уже убедил.

— А что мы скажем Пешу? К сожалению, он прислушивается только к деловым соображениям.

— Вам будет не так уж трудно ему доказать, что и с деловой стороны это самое лучшее.

— Попытаюсь.

— Мы попытаемся оба. Тогда он поверит.

— Кроме того, если что не так, он всегда может распорядиться по-другому. После каждого круга мы останавливаемся возле мастерской, чтобы сменить шины. Пеш не хочет рисковать и допускать аварии из-за пневматики. Кроме того, могут возникнуть такие обстоятельства, что придется ехать в другом порядке, никогда ведь не знаешь, что может случиться. Нынешний план только предварительный. Самое главное — это все же соотношение сил во время гонки.

— Ладно. Вы придете завтра на автодром?

— Да. Хочу потренироваться с Хольштейном.

Кай не удивился этой новой идее Льевена, для которого, видимо, было крайне важно хорошо подготовить Хольштейна. Он равнодушно кивнул.

— Времени еще много.

Льевен явно повеселел.

В ближайшие за тем дни Кай оставался в Термини. Ночевал вместе с Хольштейном возле машин. Они все снова и снова их испытывали. Работали вечерами, далеко за полночь, рассчитывали, измеряли и проверяли.

Пеш приходил с Льевеном каждое утро, в самую рань. Как только открывали трассу, машины срывались с места, чтобы не терять ни минуты.

Почти каждый день Кай встречался с Мэрфи. Они обгоняли один другого, но остерегались выдать свои секреты. Оба пытались организовать наблюдение за соперником. В кустах и в скалах прятались люди с часами, чтобы по времени вычислить скорость машин. Каждый старался поменьше демонстрировать свою технику. Вторые водители выискивали затаившихся соглядатаев.

На подъеме от Кальтавутуро к Полицци Кай высмотрел две головы. Он помахал им. Головы скрылись. Кай крикнул Фиоле:

— Это блеф! Бьюсь об заклад, они высунулись только для того, чтобы нас отвлечь. С часами сидят совсем другие, и много дальше.

Он притормозил и медленно приблизился к группе скал. Там лежал какой-то человек и, по видимости, спал.

Кай любезно пожелал ему доброго утра, чем привел его в замешательство.

За два дня до гонок он прекратил тренировки.

Хольштейн и дальше оставался на трассе. Кай поехал в Палермо. Вечером он рано лег спать, а утром поздно встал. Потом час плавал, позавтракал. В течение дня выкурил не более пяти сигарет. Часами лежал

на солнце, утром и вечером брал сеанс массажа. Во второй половине дня сидел на террасе и читал, ходил гулять. За весь период тренировок он не выпил ни капли спиртного. Зато накупил французских романов и иллюстрированных журналов и завел флирт с продавщицей апельсинов. Его не занимали ни почта, ни собственные мысли.

Однако от встречи с Мод Филби он ожидал чего-то необыкновенного. Ему было невероятно интересно, как она будет держать себя после всего, что произошло. Он ждал смущения, а то и растерянности.

Оказалось, что он глубоко заблуждался. Ни одна из его выкладок не подтвердилась. Мод Филби вышла к нему навстречу — живая, веселая и совершенно непринужденная.

Вначале он принял это за исключительное самообладание и предположил, что надолго его не хватит. К его удивлению, мисс Филби оставалась такой же и не изменилась, даже когда он затронул в разговоре рискованные темы.

Кай насторожился. Однако, по его мнению, ее уверенность не могла быть естественной.

Он размышлял и прикидывал, что за причина здесь кроется, но ни к какому результату не пришел. Они оставались в рамках великодушной, ни к чему не обязывающей дружбы с заметным оттенком взаимного интереса, и Мод Филби без труда придерживалась этого тона, словно между ними ничего другого никогда и не было.

Теперь Кай и сам едва не растерялся. Но решил обдумать это позднее, когда он будет один и у него найдется свободное время. Ему казалось непонятным, что Мод Филби столь решительно ступает по такой скользкой почве, хотя уже после сцены между ними в Монте-Карло она не могла относиться к нему беспристрастно.

Так что покуда ему не оставалось ничего другого, как предположить, что она забыла о своем влечении к нему, и неожиданно для себя он стал восхищаться Льевеном, который так быстро этого добился.

Однако эта новая ситуация задела его самолюбие. На него произвела впечатление изменчивость этой Филби, как на всякого человека вообще всегда производит впечатление, если он чувствует, что его разом столкнули с прочной позиции.

То, что до сих пор, и уже не одну неделю, интересовало его постольку поскольку, стало теперь желанным. В тот раз в Монте-Карло, когда все зависело только от него, он возымел снобистскую идею отвергнуть мисс Филби и удовольствоваться интеллектуальным злорадством. Сегодня, когда он убедился, что этот его жест пропал впустую, а из-за него он потерял все шансы, ему вдруг страстно захотелось не только эти шансы восстановить, но и постараться их использовать.

Вечер они провели вместе. Кай был в ударе; у них завязался добросовестный флирт на серьезной основе, который он настойчиво форсировал. Он сделал лучшее, что мог: не поминал прошлое как в разговоре, так и в мыслях, и начал с нуля, словно познакомился с Мод Филби всего какой-нибудь час назад.

Пальмы, поскрипывая, гнулись под теплым ветром. Какой-то тенор прокрался в сад отеля и пел итальянские народные песни. Его прогнали, но он вернулся и уже из других уголков снова и снова заливался долгой кантиленой. Под конец, начав петь «Санта-Лючию», он забылся, — тут-то персонал отеля набросился на него и вышвырнул вон.