Станция
Шрифт:
Ту-Роп разулыбался во весь двойной ряд великолепных зубов.
— Я! Мак кор! Я, Лу-Танни. Мой друг Ларрил — настоящий командор, и я безмерно уважаю его. Но душа его спала, пока он не узнал вас... А теперь, он будто проснулся. И это радует и восхищает меня, ибо мы, ту, знаем, что после смерти нет ничего, кроме бесконечных Коридоров Памяти. Жить, и радоваться жизни надо здесь и сейчас — спящие же проходят мимо, и зачастую так и умирают, не проснувшись, блуждают бесплотными тенями в Коридорах, не познав ни горя, ни радости, ни того, что вы, люди, зовете любовью.
— Ты и про любовь знаешь! — воскликнула Татьяна.
Ту смущённо потупился.
— Я изучал информацию о вашей цивилизации, Лу-Танни. После того, как познакомился
Татьяна благодарно погладила собеседника по плечу.
— Ты покажешь мне свой мир?
— Я хотел бы показать тебе Майрами, — вздохнул ту и активировал двери, из которых пахнуло паром и холодом. — Настоящий мир Майрами, а не малюсенький кусочек!
Яркий свет заливал пространство в несколько сот квадратных метров. У стен помещения лежали ледяные торосы, намороженные до самого потолка. Снег — пушистый толстый ковёр, заскрипел под ногами, когда Татьяна Викторовна переступила порог. На её взгляд здесь должно было быть около тридцати, тридцати пяти градусов ниже нуля по Цельсию. Однако в уютной безрукавке ту было тепло, да и защитная сфера немного сдерживала наступление холода и даже, сгустившись, потемнела, чтобы предохранить зрение от белоснежной ярости зимней пустыни.
Ледяные стены выбрасывали отростки к центру помещения. Сверху, наверное, картина напоминала то ли бутон розы, то ли лабиринт.
— На Майрами много простора, — начал говорить ту, неспешно ведя Татьяну вдоль одной из стен, — настолько много, что здесь мы никогда не сможем повторить его. Можно скользить на дохане день и ночь, и ещё день — и не встретить ни камня, ни скалы, ни ледяных завалов, которые мы зовем кегатами. Единственное, чего не хватает всем ту в разлуке с родной планетой, это пространства. Виртуальные симуляторы немного скрашивают наше положение, но периодически каждый из нас возвращается ненадолго на Майрами, чтобы всеми порами впитать и запомнить его свободу. Кегаты образуют причудливые ледяные города-лабиринты. В них изредка селятся дворхи и другие звери, но ту никогда там не живут. Мы предпочитаем строить свои жилища под землёй. Наши предки селились в расщелинах скал и пещерах, которых на Майрами достаточно. Когда нас стало много, мы полюбили одиночество. Общность народа для ту — это осознание, что у него обязательно есть сосед, жилье которого не ближе чем в двух днях пути. Поэтому едва технологии достигли необходимого уровня, мы стали копать мёрзлую землю, и глубина защищала от опасности лучше, чем камни и каверны скал. Если вы когда-нибудь будете на Майрами, вы вдохнёте одиночество полной грудью и поймёте, что истинная свобода разума наступает только, когда он один!
— Я слушаю тебя с огромным удовольствием, мой друг, — призналась Татьяна. — Твои рассказы звучат как сказки моего родного мира, завораживающие, волнующие. Но они ценны ещё и тем, что всё это действительно существует.
Ту-Роп лукаво улыбнулся в ответ и вдруг прижал огромную теплую ладонь к её губам.
— А теперь тихо, доктор! — шепнул он. — Это значит — вообще не звука. Иначе мы не увидим, как поет сактус!
Он двинулся вперёд, крадучись и абсолютно бесшумно, словно большой кот. И глядя на то, как плавно перекатываются его чудовищные мышцы под мохнатой шкурой, на которой оседал иней, Татьяна содрогнулась, представив, каким страшным противником может быть подобное существо в схватке. Она старалась идти максимально тихо, наступая в следы ту — так снег почти не скрипел. Но, конечно, до беззвучной походки снежного великана ей было далеко.
Ту-Роп предостерегающе поднял руку. Из-за поворота ледяного «завитка» в два человеческих роста высотой выплеснулся дрожащий призрачный свет.
Татьяна сделала последний шаг, невольно заторопившись к очередному чуду, что желала ей показать вселенная. Снег скрипнул. Едва слышно. Тихонько. Неуверенно. Но мерцание тут же застыло, словно Снежная
Ту успокаивающе покивал. Аккуратно обхватил Татьяну Викторовну и поставил перед собой, чтобы ей удобнее было выглядывать из-за ледяного угла. Одними губами прошептал: «Ждите!», и застыл, кажется, даже перестав дышать.
Потекли томительные минуты ожидания. Татьяна следила за облачками пара, вылетающего изо рта, а думала о Ларриле. И в груди сердцем билось почти забытое тепло, согревая даже в холоде чужого, снежного мира.
Свет на снегу шевельнулся, словно оживал. Задрожал, потёк призрачными языками. Тонкий, едва уловимый звон разнёсся в воздухе. Так могли бы звенеть серебряные колокольчики или бокалы из тончайшего стекла, мартовские сосульки или золотые монетки из того сна, что снился Татьяне часто, пока был жив Лу-Тан. Затаив дыхание она выглянула из-за ледяной преграды и увидела уже знакомые зеркально-ледяные грани сактуса.
Растение было немногим больше того, что подарил ей Ту-Гак, и достигало примерно полутора метров в высоту. Но все плоскости его ветвей, расположенных точно под углом шестьдесят градусов, были повёрнуты по диагонали и едва уловимо двигались. Волнообразная дрожь начиналась снизу, грани легонько касались друг друга, издавая звон, отражая, преломляли свет потолочных панелей и разбрасывали его щедрыми пригоршнями на искрящийся снег. Волна проходила по всем ветвям и завершалась на последней, растущей острым вертикальным шпилем, об который коротко ударяли маленькие, ещё не выросшие, веточки. Тогда одинокая чистая нота долго дрожала в пустоте, и искры гасли в снегу и во льдах, всего на несколько секунд, чтобы через мгновение вновь зародиться в раскидистых нижних «лапах». Глядя на «поющий» сактус, Татьяна неожиданно вспомнила новогодние открытки, посыпанные серебряными блёстками, и запах хвои, и бегущие огоньки ёлочных гирлянд, и аляповатую уличную иллюминацию. Зрелище так завороживало, что ту пришлось несколько раз ощутимо потрясти спутницу за плечо, прежде чем она очнулась. И поняла, что ноги окончательно замерзли на снежном ковре.
Так же, крадучись, чтобы не спугнуть робкого «певца», они вышли из ответвления кегаты.
— Мой сактус тоже будет петь? — едва переведя дыхание от восторга, спросила Татьяна.
Ту-Роп улыбнулся.
— Возможно. Если ему у вас понравится!
Огромная лапа на мгновение накрыла её лицо.
— Вы все-таки замёрзли, Лу-Танни! — удручился Ту-Роп. — Идёмте греться! И ужинать. А потом...
— А потом? — любопытство в её глазах, казалось, растопит снег вокруг.
— А потом будет потом! — засмеялся ту и быстро повёл спутницу в сторону выхода из помещения.
Грозная надпись на закрытых дверях, ведущих на галерею над смотровой, предупреждала, что помещение закрыто на штатную дезинфекцию. Несмотря на это ту буркнул что-то в туммер, протянул к створкам руку, и они чуть приоткрылись. Внутри было темно. Ту-Роп обернулся к Татьяне, легонько подтолкнул её в проём.
— Иди, Лу-Танни. Тебя там ждут!
Татьяна удивлённо подняла брови. Знакомая рука показалась в проёме, горячие пальцы легли на запястье и втянули её внутрь. Руки и крылья Ларрила оплели крепче всех лиан далёких земных джунглей. Его губы с жадностью накрыли её...
Они целовались, как подростки, жадно, но без изысков, и ни один не желал оторваться от другого. Наконец, тяжело дыша, отпрянули друг от друга. Проангел, улыбаясь и блестя зубами во мраке, разбавленном только обманчивыми иероглифами созвездий, кружащихся вокруг М-63, потянул Татьяну за собой — к бортику прозрачной галереи. Легко запрыгнул на него и замер, балансируя — сильный, гибкий.
— Иди ко мне! — просто сказал он и втащил Татьяну на бортик.
Она затаила дыхание, боясь упасть — из-за прозрачной части пола смотровой, располагавшейся как раз над Квиллиниумом, высота казалась бесконечной.