Станция
Шрифт:
Ту-Роп вёл спутницу под свисающими ветвями, покрытыми мелкими сиреневыми Дигонскими цветами, круглыми, похожими на мимозу, густо обсыпанную пыльцой. Мимо маленьких озерец, в которых кишела неведомая жизнь, иногда прорываясь наружу всплеском или кругами на воде, мимо ползающих кустарников с Гагаи — похожих на гигантских, плохо подстриженных пуделей, мимо блестящих «пиритовых» глыб с Цагаты, которые, как это не странно, можно было отнести к роду литопсов. Отсутствие неба не мешало восприятию. Над головой парили ветроягодники с Райи — их шаровидные бутоны казались сделанными из тончайшей рисовой бумаги. Газ, который вырабатывали тычинки
Ту-Роп неожиданно замедлил ход.
— Вот тут, — улыбнулся он и осторожно, чтобы не обсыпало сиреневой пыльцой, отвёл плеть Дигонского куста, — очень редкое растение. Очень, очень! Белое дерево.
Татьяна выглянула из-за его плеча и увидела стоящее отдельно в круге ровной травы деревце с нежными зелёными листьями. И глазам своим не поверила. Заторопилась к нему, прижала ладони к чёрно-серым рябинам на белой, лохмотьями завивающейся коре.
— Это же берёза! — воскликнула она. — Господи, ну надо же! Откуда она здесь?
— Несколько десятков циклов назад росток привёз один из выходцев с Землие. Я не видел его, но можете спросить у командора!
— Обязательно спрошу! — Татьяна щекой погладила тонкий стволик, пропустила через пальцы текучие ветки, поднесла к лицу горьковато пахнущие листья.
— Мак рек ма кор, Танни! Вы радуетесь дереву, как другу! — удивился Ту-Роп.
— Дереву — да, — тихо ответила она.
Ту деликатно отвернулся, стащил с плеча Ту-Та-Ропа и выпустил из сферы — полетать. Шуня устремился следом. Пока Татьяна стояла, прижавшись к стволу и закрыв глаза, впитывая тайные древесные токи, тампы гонялись друг за другом, расталкивая ветроягодники, которые медленно планировали до прозрачного купола, или камнем падали вниз, стрясая с ветвей сиреневую пыльцу, поднимая целые фантасмагорические облака. Если бы не защитные сферы, Татьяна и Ту-Роп давно бы расчихались от терпкого аромата пыльцы, ощущаемого через сферу лишь тонким оттенком.
Напоследок погладив дерево обеими руками, Татьяна подошла к ту, который, запрокинув голову следил за полётной игрой тампов.
— Они так радуются простору! — заметила она.
— Простор Майрами — это жизнь, доктор, — ответил Ту-Роп и нечто знакомое прозвучало в его голосе. Татьяна невольно посмотрела на него и вспомнила — видела точно такое же выражение на его лице, когда тамп Шуня впервые познакомился с Ту-Та-Ропом.
— Отчего вы грустите? — не сдержавшись, спросила она. — Ведь они радуются!
На мгновение ту напрягся — Татьяна Викторовна ясно почувствовала горячую волну сомнения, исходившую от него. Ещё мгновение, и он должен был что-то сказать ей, но в этот момент один из ветроягодников с шумом лопнул прямо над их головами, раскидывая во все стороны золотистую пыль, подобную пыльце с крылышек фей.
Это было так красиво, что Татьяна забыла и про собеседника, и про тампов, и застыла с открытым ртом, наблюдая, как, посверкивая, пыльца опускается и искорками исчезает в траве. Ту наблюдал за ней с доброй усмешкой.
— Вам надо непременно
— Может, когда-нибудь побываю, — пробормотала Татьяна, вспоминая сенсорер Ларрила.
Остатки цветка, теперь похожие на побуревшую тряпку, упали неподалёку.
— Идём дальше? — предложил Ту-Роп и рыкнул, призывая обоих тампов.
Через «кессонные» двери прошли в жёлтый сектор. В воздухе, богатом углекислотой, человек и ту продержались бы не более получаса. Растения в этом секторе явно экономили пространство обитания. Листья имели плоские, с острыми краями, формы лаконичные — то ли пенёк, то ли камень, но и здесь было на что посмотреть: пластины Трисской гуравы, плотно улёгшиеся друг на друге, образовывали невысокие пирамиды, подозрительно похожие на инкские. Самый старый лист был самым большим, имел цвет насыщенно-коричневый и держал на себе вес остальных листов, черенки которых располагались все с одной стороны, сплетались в толстенький пупырчатый стебель. Самый юный лист имел размер с ладошку и цвет — как у земного клена в сентябре. Татьяна поулыбалась его радостной окраске и поспешила дальше.
Так, двигаясь по кругу, обошли все сектора, кроме центрального. В самый красочный и необычный сектор пришлось заглядывать через толстые овальные защитные окна, ибо атмосфера внутри зелёного сектора царила самая что ни на есть кислотная. Татьяна вновь подивилась разнообразнейшим оттенкам фиолетового и багрового, синего и оранжевого, летающим радужным пузырям, которые оказались спорами, и сочащимися дымящейся кислотой растениями с красными, толстыми, покрытыми блестящей плёнкой листьями.
Вдоволь наглядевшись на кислотный мир, спутники вновь вернулись в красный сектор. Татьяна удивлённо огляделась.
— Опять? — спросила она Ту-Ропа. — Вы же обещали мне кусочек Майрами!
Хитро улыбаясь, ту потянул её в сиреневые заросли, скрывающие обширный, похожий на ртутную каплю павильон.
— Ждите здесь! — сказал он и исчез ненадолго.
Татьяна приложила ладони к стене сооружения — они были очень холодными.
Ту-Роп вернулся, неся какой-то объёмный мешок. Развязал горловину и вытряхнул к ногам Татьяны Викторовны целый стог белоснежной шерсти.
— Что это? — изумилась она.
— Это тепло, которое дарят на Майрами в знак дружбы, — пояснил ту, и лицо его ярко заголубело. — Безрукавка, связанная из нашей шерсти согреет в любой холод. Вы — подруга моего друга Ларрила. Мне не понять чувства, которые связывают двух разнополых существ — вы же знаете о нашей анатомии и физиологии, доктор. Но мне бы хотелось, чтобы вот тут, — он гулко стукнул себя в грудь, — вы сохранили тёплое воспоминание обо мне, даже если окажетесь далеко от М-63...
Ту-Роп внезапно запнулся, совсем смутился и невпопад тихо довершил:
— Как есть такое чувство у меня!..
Дрожащими от волнения руками Татьяна подняла легкую, почти невесомую тунику, искусно сплетенную из шерсти, и набросила на себя. Туника оказалась ей ниже колен — видимо, Ту-Ропбоялся ошибиться с длиной и сделал покороче — но все равно не учёл разницу в росте человека и выходца с Майрами.
— Вы связали это сами, Ту-Роп? — изумлённо сказала она, ощущая, как начинает припекать, согревая, белоснежный мех. И тоже запнувшись, поправилась: — Ты. Ты связал это сам, мой друг?