Станцуй со мной танго
Шрифт:
На ум пришел случай, когда Александра Михайловна, как и обещала, и словом не обмолвилась матери. По сей день.
***
Леонид только заканчивал школу. Новый год в выпускном классе обещал быть веселым, но не повезло: в самый последний момент перед вечеринкой Леньку свалила высокая температура.
– Ты иди, – прохрипел он матери, которая вот уже неделю собиралась встретить Новый год с тетей Сашей в ресторане.
– Я бы не пошла. Зачем мне этот ресторан? Сиди, как привязанная, на стуле. Ни полежать тебе, ни телевизор
– Иди. Тетя Саша обидится. Я за тебя и полежу, и посмотрю.
– Правда, красивое платье? – мама повертелась. Юбка колоколом ей нравилась. – Саша выбрала. У нее хороший вкус, не то что мой, деревенский.
– Правда. Только цветастую шаль сними. Сюда больше синий палантин подойдет.
– И правда, – мама улыбнулась самой себе в зеркале.
***
Хлопнула входная дверь, и Ленька закрыл ладонью глаза. Встать и выключить свет сил не осталось.
Вдруг в замке опять завозился ключ.
– Это я. Встретила новую соседку, она, оказывается, медсестрой работает. Уколы умеет ставить. Ты позвони ей, если совсем худо будет.
На журнальный столик рядом с телефоном легла бумажка с накарябанными цифрами.
– Мам, свет выключи. Оставь ночник в коридоре.
Щелкнул выключатель.
– Я дверь не закрываю, чтобы ты не вставал. Все, пошла.
«Надо бы маме новое пальто купить. Это куцее какое-то, подол платья на целую ладонь длиннее», – подумал Леня и провалился в тягучую темноту.
– Что же ты не позвонил? – чья-то прохладная рука легла на лоб. – Подожди немного, я за шприцом сбегаю.
Леня не понял, приснилось ему или нет, но кто-то сильный перевернул его на бок, сдвинул резинку трусов и, шепнув «Потерпи», всадил в ягодицу иглу.
Диван прогнулся под чужим телом, а Леня улетел в страну кошмаров. Телефонная трубка начала расти, грозя похоронить его под собой. Он отбивался, а она брызгалась водкой. Зуб не попадал на зуб, а трубка брызгалась и брызгалась и терлась пластмассовым боком о кожу.
– Нужно в больницу, – знакомый голос заставил на мгновение приоткрыть глаза. Над ним стояла тетя Саша в белом халате, надетым поверх праздничного платья, а рядом мама. Плачет. Закрыла дрожащими пальцами рот. И еще кто-то чужой. Со смоляными непокорными волосами, мелкими спиральками падающими на чистый лоб, и пронзительными темными глазами, в которых плескалось беспокойство.
«Красивая. Похожа на Шаганэ. Шаганэ ты моя, Шаганэ! Потому, что я с севера что ли…»
– Бредит.
– Я сбивала, но меньше сорока не опускается, – произнесла «Шаганэ». – Литичка не помогла.
«И губы у нее красивые. И родинка на подбородке. Шаганэ ты моя, Шаганэ…»
– Ты все правильно сделала, девочка. Такое при гнойной ангине бывает. Идет интоксикация. Ну что, Тося, скорая едет?
«Шаганэ» пожала руку. То ли проверила температуру, то ли пожелала: «Держись».
Она пришла в больницу. Положила на тумбочку
– Шаганэ.
– Кто это? – спросила она, заправив прядь курчавых волос за ухо. Придвинула стул, села, поправив наброшенный на плечи халат.
– Есенинская Шаги. Ты похожа на нее.
Хотя медсестру, снимающую квартиру напротив Скворцовых, звали Анной, имя Шаганэ к ней прикипело. Она откликалась на него, когда Шаги и Леонид, оставались вдвоем. Ему нравилось смотреть в ее черные глаза с какими-то нереально длинными ресницами, проводить ладонью по спине, накручивать на палец жесткий локон, а ей нравились восторженность и нежность, которые дарил мальчишка.
Шаги первая поцеловала Леонида. Он смущался, когда она расстегивала его рубашку.
«Помнишь, это я растирала тебя водкой, когда ты горел от температуры? Я знаю каждую клеточку твоего тела».
Она была старше на два года. На два года больше видела, читала, пробовала. Она не скрывала свою сексуальность, была раскрепощена, ничто в ней не вызывало смущения.
«Может это из-за того, что я медик? Мы очень быстро теряем ту грань, за которой стыдное становиться обыденным».
Ее прохладные пальцы вызывали дрожь. Она так умело обращалась с презервативом, что Ленька заметил его лишь тогда, когда отправился в ванную. Ошеломленный сильнейшим оргазмом, он шел пошатываясь. Шаганэ не осталась лежать на смятых простынях. Обхватила руками, прижавшись всем телом. Струи воды прочерчивали дорожки на ее смуглом теле. Темные соски упирались ему в грудь и вызывали новый прилив желания. Второй акт длился дольше. Вода не мешала. Скользкое дно ванны заставляло принимать нелепые позы, которые еще больше возбуждали.
Мокрые лежали они на кафельном полу, пытаясь отдышаться.
– Остался последний презерватив, – перевернувшись на живот, Шаганэ легко поцеловала в губы. – Изведем?
– Конечно, – тогда простой поцелуй мог вызвать стойкую эрекцию.
Когда и этот презерватив исчезал, кружась, в глотке унитаза, Ленька испытал легкое разочарование. Их первый с Шаги сексуальный марафон (а может и последний, если Ленька не оправдал надежд), подходил к концу. Домой не хотелось.
«Уснуть бы с ней, прижавшись тесно…»
Она как чувствовала. Поджидала за дверью. Показала будильник, завела его на шесть – время, когда мама заканчивает работу, и повела Леньку в спальню.
Он проснулся не от звонка. До него было еще полчаса.
Впервые в жизни ему делали минет.
Он был так же хорош, как и тот, который случился с Рыжей.
«Может Рыжая – это Шаганэ?»
Дома Скворцов перерыл все шкафы, но нашел томик Есенина «Персидские мотивы», на первой странице которого Шаги оставила ему послание.
«Встретимся, когда ты станешь взрослым. Твоя Шаганэ».