Станешь моей победой
Шрифт:
— Люблю тебя… Люблю… — повторяю раз за разом и оставляю на ее коже миллиарды поцелуев.
— Мне так хорошо с тобой, Мирон. Очень-очень! — отражает Аня. Сама тянется ко мне, ластится, словно кошечка. — Ты, главное, не исчезай… — и душу мне, сука, этой фразой вспарывает.
— Не исчезну! Да куда же я от тебя денусь? — изменив положение, нависаю над Тихой, заглядывая в ее глаза. — Рядом буду, малышка. Всегда. Только с тобой. До конца.
Совершаем энергетический обмен. Считываем все по взгляду. Понимаем
И как только мы замолкаем, ставя точку в разговорах, иду в наступление. Протискиваюсь между ножек Ани и накрываю ладонью ее киску. Сжимаю через ткань, сминаю, ласкаю. И ловлю первый за эту ночь стон губами.
— Раздевайся, кисунь, у нас мало времени, — выдаю на пониженных, игнорируя то, с какой силой сжимается сердце.
— Я… Я не могу… — пыхтит Колючка, оттягивая край толстовки вниз.
— Можешь, малышка… Хватит стесняться. Я выучил твое тело наизусть.
— Мир…
— Я люблю тебя! — надеюсь, что произнесенные слова подействуют на Аню успокаивающе. — Выдыхай…
Помогаю Тихоне избавиться от одежды, срываю все, вплоть до браслета и трусов и, сука, слюной захлебываюсь. Любуясь ее наготой, жадно скольжу ладонями по обнаженному телу, наблюдая, как от этой грубой ласки на нежной коже выступают мурашки.
Прижимаюсь губами к ее шее, провожу языком по пульсирующей жилке. Влажную дорожку прокладываю к животу, спускаясь к бедрам. Аня сильнее извивается, закрывает глаза, губы кусает. От каждого прикосновения к груди, промежности, от каждого поцелуя у меня по всему телу проходит волна наслаждения.
— Ты охуенная. Ебать… Как же я хочу тебя… Когда сдашься, а? — на эмоциях толкаю и понимаю, что перешел ту черту, за которую никогда не решался шагнуть. И это, ожидаемо, привело к необратимым последствиям — сердце теперь пашет только когда она рядом.
Отрываюсь от Ани лишь на секунду, чтобы стянуть шмот. Остаюсь лишь в одних боксерах. Не думаю, что сейчас Тихая готова видеть меня «во всей красе».
Мы слипается телами, сливаемся. Соединяемся. Впиваемся друг в друга губами, языками, зубами. Но делаем это так нежно, медленно, словно боимся причинить боль друг другу. И становимся единым целым. Я ощущаю все изгибы ее тела, все впадинки и выпуклости. Наслаждаюсь, как шелковая кожа скользит по моей, искрю и тут же плавлюсь. Все мое существо ликует, оно трепещет от счастья.
Дурею. Пьянею. От прикосновений друг друга, от жара разгоряченного тела, которое прижимается ко мне. От желания, которое я вижу в глазах Ани. От страсти, которая вспыхивает в ней. От удовольствия, которое она испытывает, и которое ощущаю я. Все это настолько сильно, что я теряю голову.
Ласкаю киску, вырисовываю круги на клиторе, пальцами растягиваю. Языком развожу половые губы и ее смазку вбираю. Протиснуться бы членом, подстроить под себя. Но, сука… В ущерб себе и во имя ее доверия
Аня уже вся мокрая от возбуждения. Изнемогая, сжимает простыни и наращивает громкость. Мышцы сильнее сокращает. Я же не останавливаюсь, вылизываю ее, вхожу то языком, то пальцами. Трахаю, пока Тихоня бурно не кончает.
И тогда мы просто обмякшими телами лежим на кровати. Но не разлетаемся в разные стороны, как это обычно бывает после бурного секса, а крепко прижимаемся друг к другу.
— «Дыши со мной в унисон еще, еще и еще.
Потратим весь кислород, пока мы с тобой не в ноль.
Дыши со мной в унисон еще, еще и еще,
Я чувствую твою дрожь, ведь это мой обезбол»*, — тихо напеваю, накручивая на палец прядь волос Тихони. — Скоро утро. Как найти в себе силы, чтобы отпустить тебя?
— Давай не будем думать об этом. Пожалуйста…
— Тогда… — чмокнув Тихую в нос, сползаю с кровати и протягиваю ей руку. — Может, чай хочешь или кофе? А еще мы можем закончить готовку.
Но вставать Аня не торопится. Хлопая глазками, кусает пухлую губу.
— Эм… А ты?
— Я, пожалуй, буду кофе.
— Я не об этом сейчас, — на четвереньках подползая к краю кровати, Тихая неожиданно рваными словами валит меня на лопатки: «Мирон, а ты не… Не будешь… Ну… Я сейчас… Ты… Почему ты не взлетаешь»?
Замираю. По телу озноб летит. Все, на что сейчас способен — непонимающе таращиться на Аню.
Что она имеет в виду?
Блядь, из ее губ это звучит слишком пошло, слишком порочно и горячо.
— Хочешь, чтобы я кончил? — рискую уточнить, а то вдруг чего недопонял. Да челюсть мне ноги отбила!
— Мир… Я, конечно, далека от всего того, что между нами происходит. Но… Но я не такая уж и глупая. Много романов прочитала и знаю, что мужчинам нужно. Ну… Тебе необходимо…
— Не парься, сладкая, сейчас схожу в прохладный душ и все будет вери гуд, — говорю это, натянуто улыбаясь, а сам мысленно посылаю члену команду «лежать», потому что сейчас я остро реагирую не только на слова, но и на каждое движение Ани.
— Но я хочу, чтобы и тебе было хорошо! — тут же протестует Тихая, словно бросает мне вызов.
Суу-кааа… Я сплю? Это все реальность или бред? Может, я все же перевозбудился и скопытился? А теперь попал в рай, где сама мисс-невинность, сексуальная леди-недотрога предлагает мне кончить.
— Ты поможешь? — дышу надрывно. Каждый вздох приносит с собой невероятную и нестерпимую боль.
— Я… — теряется Тихона, но взгляд не отводит. — Что нужно делать?
Беру ее ладонь и кладу на ноющий член. Не позволяю руку одернуть, сильнее прижимаю к возбужденной плоти. Аня тут же краснеет, румянец по щекам расплывается, спускается к шее. Не знаю, каким чудом все еще держусь, но чувствую, долго не протяну.