Станешь моей победой
Шрифт:
— Мои родители… Они хотят… Нет… Они даже настаивают на том, чтобы… Боже… — пытаюсь дышать глубже, чтобы успокоиться, но меня всю трясет.
— Говори уже! Я начинаю нервничать. Закипаю, Тихоня. Не тяни! — рявкает Мирон, занимая на парковке студенческого городка место под номером «66/6».
«66/6»…
Три шестерки. Число зверя.
Уверена, это какая-то игра судьбы.
— Ладно, проехали… — чтобы не зацикливаться на числах и еще больше не накручивать себя, позволяю отпустить ситуацию хотя бы до вечера. — Мир, ты главное помни, что ты самый-самый. Лучший. Мой.
—
— Нет, все в порядке, — продолжаю проталкивать ложь. — Погода просто унылая.
— Тогда после универа поедем в кино, — говорит Мир, а сам явно думает о чем-то другом, потому что его ладонь скользит по моему бедру, пробираясь под платье. При этом Савельев так смотрит на меня, что я краснею, и мне кажется, что в его зрачках отражается вся вселенная. — Там, говорят, потрясный мультфильм идет… — отодвигая белье, пальцами касается чувствительной плоти. — Я, пожалуй, выкуплю все билеты и разложу тебя на каждом кресле этого гребаного зала.
Между ног моментально становится влажно. Мир, конечно же, это чувствует. И, раздвигая складки, раскатывает смазку, вызывая у меня дрожь. Задерживается на особо чувствительной точке. А когда я роняю стон, затыкает меня поцелуем.
— Кончишь? — шепчет мне в рот, усиливая давление пальца на клиторе. — Хочу слышать…
— Только не здесь, — пытаюсь свести ноги и одергиваю платье. — Не здесь… Хорошо?
— Бля, у меня от тебя башню сносит. Как только вижу, мозг вырубается! Аня… Тихоня… Сладкая… Особенна… Я люблю тебя, ты же помнишь? — интонациями столько нежности выдает, что я готова забить на учебу и уехать с ним туда, куда пожелает.
— Помню, — целуя Савельева в губы, в нос, подбородок, скулы, не могу им надышаться. — Мирон, только сегодня встретиться не получиться. Можем перенести встречу на завтра?
— Не вопрос, сладкая.
Весь день я избегаю Мирона. Ссылаюсь на какие-то дурацкие дела по типу: мне надо в библиотеку, нас вызвал декан или: «Извини, но мне надо готовиться к практическому занятию». А все потому, что стыд и совесть пожирают меня изнутри.
Не знаю, как я буду дальше смотреть Миру в глаза. Умом понимаю, что должна признаться, все ему рассказать, иначе просто не выдержу. Но я не могу… Не могу подойти и так просто заговорить с ним. Как вы себе это представляете?
«Мирон, привет! Ты знаешь, кто в будущем станет твоей женой? Нет? А я вот знаю не только, как будут звать моего мужа, но и как он выглядит».
Ужас! Мерзость. Тошнота!
А в конце последней пары и вовсе отпрашиваюсь на десять минут пораньше, чтобы Савельев не увидел того, как я сажусь в машину к другому…
Бегу, не разбирая дороги. Плевать, как это выглядит. Сейчас главное — уехать отсюда как можно быстрее. И вот когда я уже пересекаю территорию студгородка, оказываясь около машины Плутоса, внутри меня разыгрывается ярый протест. Я не хочу с ним ехать! Я не хочу даже говорить с этим мужчиной! Но все же с огромным трудом выдавливаю из себя улыбку и принимаю чертовы цветы. Со стиснутыми до боли зубами обмениваюсь
Замешкавшись на пару секунд лишь только для того, чтобы снова сделать глубокий вдох, чувствую, как в моей спине образовывается огромная дыра. Она медленно расползается по всей поверхности, жжет и пульсирует. Но я не оборачиваюсь. Знаю, кто стоит позади.
— Аня! — Мир таким тоном произносит мое имя, что в жилах кровь стынет.
Я ощущаю его взгляд кожей. Я чувствую его телом.
Прижимая цветы к груди, делаю разворот на сто восемьдесят градусов и сталкиваюсь с такой тьмой, что ад может показаться уютным местечком. Меня словно опустили на самое дно, пробуждая все мои страхи.
Сердце превращается в гранату, сорви чеку — рванет, подорвав все вокруг. Все тело простреливает трожь, и пульс долбит. Под действием убийственной дозы адреналина вся сжимаюсь. В меня будто тысячи мелких осколков врезаются, без обезболивающего потроша плоть.
Сильнее впиваюсь пальцами в дверь автомобиля и с жалостливым выражением лица едва заметно мотаю головой.
«Не останавливай меня. Не догоняй. Позволь уйти сейчас»…
— Аня, как это понимать? Ты ведь это не всерьез? — цедит сквозь зубы Мир, играя желваками. Застыв в метре от меня, отражает знаки и всем видом показывает, что не будет никакого компромисса. — Ты, блядь, с ним уезжаешь? — смотрит так, будто бы видит насквозь.
Я лишь открываю рот, но не могу вымолвить ни слова. В груди мерзко ноет, а ненависть к своей слабости и бесхребетности растет в геометрической прогрессии. Как можно быть такой безвольной?
— Молодой человек, вам что-то нужно? — привычно сдержанно и, как всегда, не вовремя вмешивается Плутос.
— Мирон, давай не сейчас… — шепчу задушено, забывая моргать. Голос глохнет и все слова кажутся тупыми и хриплыми. — Мне нужно ехать.
Кивнув Албанцеву, собираюсь сесть в машину, как вдруг Мир резко ловит меня за руку и, швырнув букет на асфальт, при этом дважды придавив его кроссовком, оттаскивает от машины.
— Никуда ты с ним не поедешь! — агрессивно рычит Савельев. Замечаю, что колошматит его ничуть не меньше, чем меня. — Тихая, блядь! Скажи, хоть что-нибудь! Я же… Твою мать…
— Молодой человек, не трогайте ее! — подоспевший Плутос тут же закрывает меня собой. — Вам лучше уйти.
— Ебало завали! — закатив рукава толстовки, Мир сжимает кулаки, принимая боевую стойку.
Господи, только потасовки мне тут не хватало! Мы и так привлекли лишнее внимание. И если об этом узнают родители… Боже, что будет тогда…
Если прознают, если Плутос расскажет… Век мне воли не видать.
Спаси и сохрани… Избавь… Убереги… Защити…
— Мирон… Мир, не надо… — накрывая его кулаки ладонями, медленно опускаю их. — Плутос, — переводя взгляд на Албанцева, пытаюсь хоть как-то разрулить ситуацию, которую сама же заварила, — дай нам, пожалуйста, минуту, и поедем.
— Анна, мы с твоим отцом договаривались, что…
— Минуту, и поедем! — повторяю с нажимом. Интонацией показываю, чтобы Албанцев не лез туда, куда не просят.