Станичники
Шрифт:
— За две недели должны дать… по закону… ежели расчет будет…
— Дадут! Жди… У Резлера фабрика сгорела, — дали?
— Так то — деревня, а тут — город…
— А в деревне
— Чудак! Тут каждый имеет право заявить, а там поди… заявляй…
Дружные, слитые в нестройный гулкий хор голоса вспыхнули где-то там, в дыму. Они напоминали Андрею станицу, степь, кулачный бой…
— Ого… заговорили! — заметил рабочий в круглой шапочке и лиловой рубахе.
— Надо бы и мне заявление сделать, — сказал другой, в летнем пальто стального цвета, — две блузы осталось…
— А у меня картуз. Один козырек семь тысяч стоит…
— Не от твоего ли козырька загорелось-то: ведь он целлулоидный?..
Опять взметнулся кверху разноголосый шум и, колыхаясь, перекинулся вдаль, потом подался назад и на мгновение утопил все тревожно-разнообразные звуки пожара. Вдруг послышалась команда, и первый взвод помчался карьером. Андрей, не зная и не интересуясь знать, в чем дело,
— Жиды проклятые!.. Грузины!.. — кричал какой-то мещанин в коричневом пиджаке, с ненавистью глядя на него и размахивая кулаками.
Он не бежал, а шел колеблющейся походкой поперек улицы, и по лицу его текла кровь. А людской поток обтекал его и мчался с шумным ропотом и криками в одну сторону. И, глядя на это дико мчавшееся испуганное стадо, трудно было удержаться от соблазна погони и ударов… Что-то подымалось внутри — дикое, жестокое, опьяняющее… И, не рассуждая, повинуясь лишь охватившему его хищному возбуждению, Андрей размахнулся и нанес первый удар мещанину в коричневом пиджаке.
— Ай батюшки! — услышал он воющий крик уже позади себя, врезываясь в бегущую толпу и продолжая размахивать плетью…