Становление Европы. Экспансия, колонизация, изменения в сфере культуры (950—1350 гг.)
Шрифт:
Напряжение и трудности, с которыми сталкивалось королевство, оказавшись перед лицом описанного выше военно-политическо -го процесса, наглядно проявились на поле боя при Норталлертоне, где в 1138 году состоялась так называемая «битва Штандартов» между скоттами под водительством короля Давида и англо-нормандскими войсками Северной Англии. Перед самым сражением в стане скоттов произошла отчаянная ссора. Король и его норманд-
94
Роберт Бартлетт. Становление Европы
ские и английские советники решили выставить в авангард «так много рыцарей в доспехах и лучников, как только возможно». Тотчас же возроптали воины Галлоуэя: «Чего, о король, ты робеешь, и почему так страшат тебя эти железные доспехи, что ты видишь вдалеке?.. Мы уже побеждали людей в кольчугах». Один из шотландских эрлов даже похвалялся: «О король, зачем ты идешь на поводу у этих чужеземцев, когда ни один из них, при всей их броне, в сегодняшнем бою не останется стоять передо мною, хоть я и без доспехов!» В ответ один придворный нормандец обвинил
В сражении сразу стало ясно, какие трудности для противника таят в себе новые методы ведения боя. Воинские порядки отличались разительно. Передовые отряды скоттов образовали галлоуэйцы, «незащищенные и голые», с копьями и щитами из воловьей кожи. За ними двигались войска под командованием сына короля, в составе рыцарей и лучников. Собственная гвардия короля включала английских и французских рыцарей, зги больше походили на противника, нежели на передовые отряды своего войска*Ч
В «битве Штандартов» галлоуэйцы отважно и решительно шли вперед, воодушевляя себя боевыми возгласами, но их остановили плотные ряды закованных в броню рыцарей и град стрел — «северные мухи с жужжанием вылетали из колчанов и обрушивались на них, как ливень». «Сплошь покрытые стрелами, как еж иголками», лишившись сраженных в бою командиров, остатки шотландского войска дрогнули. Вскоре англичане перешли в наступление, рыцари шотландского короля увели его с поля боя, и вся армия скоттов обратилась в бегство. До самой границы ее атаковали еще и местные племена, которые давно страдали от шотландских грабежей и набе -гов. Король Давид, должно быть, мечтал, чтобы у него было больше иностранных рыцарей и баронов, а военные преобразования шли быстрее — тогда они могли бы продвинуться дальше.
Его внук Вильгельм I Лев (1165—1214} продолжил политику короля Давида. «Он всячески привечал, любил и держал при себе иноземцев. Своих же земляков он никогда не жаловал». В 1173— 1174 годах он вторгся в Англию в попытке захватить Нортумберленд, где надеялся «заполучить замок и его главную башню». Вильгельм начал осадную войну. Его осадные орудия, однако, были несовершенны (одна метательная машина поубивала нескольких собственных воинов — этот случай похож на описанную выше историю с прибалтами, прозошедшую 30 годами позднее), однако в целом война была похожа на тогдашние военные действия во Франции или Германии. Помимо не защищенных доспехами местных ополченцев, в его армии были собственные рыцари и многочисленные французские наемники. Когда читаем о сражении при Альнвике, где король был взят в плен, то узнаем о том, насколько мужественно проявил себя король скоттов. В отношении него упот-
3. Военное искусство и политическая власть
95
ребляются эпитеты pruz и hardi (мудрый и храбрый) — классическая похвала рыцарю тех времен. Рыцари Шотландии называются «славными вассалами» (mult bons vassaus), о них сказано, как, сражаясь с английскими рыцарями, они проявляли взаимное уважение, как были вынуждены сдаться и ожидать выкупа. Один поединок между рыцарями двух армий описан в таких выражениях:
«В тот день особо отличился Вильгельм де Мортимер. Как разъяренный вепрь, носится он в гуще противника. Он наносит серию мощных ударов, но в ответ получает не менее сильные. Вдруг он ока -зывается лицом к лицу с бесстрашным рыцарем, лордом Бернаром де Бейлиолем… Он повергает его вместе с боевым конем наземь, но освобождает под честное слово, как полагается между рыцарями. Лорд Бер -нар проявляет себя наилучшим образом, он достойный противник. В конце сражения слава достанется тому, кто лучше бьется мечом и по -ложит больше врагов»83.
Единственное, что отличает в данном эпизоде шотландских рыцарей от английских, это то, что они находятся в противоборствующих станах. Если верить одному источнику, то король Вильгельм по ошибке сначала принял наступающих англичан за своих людей, возвращающихся из очередного набега84. Вот наглядный показатель того, насколько внешне стали похожи конницы двух армий. И этот момент отлично уловили галлоуэйцы. Для них английская знать и пришлые аристократы нормандского происхождения являли собой такого же противника, как армия с южных рубежей. Как только они услыхали о захвате короля Вильгельма в сражении при Альнви -ке, они поднялись, разрушили все новые замки, выстроенные в Гал-лоуэе, и поубивали всех чужаков, каких сумели отыскать 8^. Эта их акция показывает, насколько напряженная борьба развернулась в Шотландии в результате появления там, пускай по приглашению правящего дома, новой знати, владевшей передовым военным искусством. Тем не менее будущее было за чужаками. В XIII веке именно армия закованных в латы воинов и арбалетчиков обеспечила шотландцам превосходство над «незащищенными и голыми» жителями острова Мэн86. К XTV веку потомки нормандских рыцарей уже владели шотландской короной.
Процесс, протекавший в Шотландии между XI и XIV веками, имеет параллели и в других странах. Так, Померания, которая в конце XI века была страной легкой конницы, набегов за рабами и политически раздробленного общества, за XII—XIII века изменилась кардинально. Пригласив многочисленных германских рыцарей, даровав им землю и заполучив их к себе на военную службу, местная правящая династия тем самым укрепила собственное могущество и
96
Роберт Бартлетт. Становление Европы
ванной грамоты Аннандейля, упомянутой в Главе 2. Написанный в другое время и в другом месте, этот документ был сродни грамотам, порожденным схожими мотивами и побуждениями.
В скандинавских королевствах, как и в Шотландии, прогресс в военной области совершался без завоевания извне. Датские гражданские войны 30-х годов XII века знаменуют появление немецкой тяжелой конницы и осадной техники в Скандинавии: в 1133 году в Роскильде саксы построили осадные машины, и на следующий год триста немецких «сильнейших воинов» (milites… fortissimi) принимали участие в битве при Фотевике87. Однако внедрение военных новшеств и привлечение иноземных рыцарей явно проходило под контролем местных правителей. Хотя между сторонниками передового военного дела и консерваторами шла ожесточенная борьба88, скандинавские правящие династии и знать на всем протяжении периода военной модернизации сохраняли свою власть и независимость.
Привлечение в свое войско нормандских рыцарей королями Шотландии, так же, как германских — правителями Померании или Дании, может иметь двоякое объяснение. Во-первых, и это причина более общего плана, найм иностранных воинов сам по себе имел определенную привлекательность в глазах любого средневекового правителя. Ни один из них не стремился развивать национальную государственность, зато все жаждали укрепления и расширения своего военного могущества. Самым простым способом добиться этого и был набор воинов с их последующим вознаграждением. Никаких причин ограничивать этот набор политическими барьерами не было. В действительности для правителя в нем были реальные преимущества. Иноземные воины, во всяком случае поначалу, оказывались в полной зависимости от того монарха, которому служили. Они никак не были связаны с местной аристократией, не были привязаны к этой земле, а потому их преданность не подвергалась сомнению, и они не могли составить серьезного соперничества власти. Они были мобильны, стремились проявить себя и заслужить награду. Вот почему не приходится удивляться, что военные дружины многих крупных правителей Средневековья в значительной степени состояла из иностранных воинов. Однако в таких областях, как Шотландия или земли западных славян, эти соображения общего порядка подкреплялись еще и некоторой спецификой: здесь чужаки были носителями более совершенной техники ведения войны. Это объясняет приход англо-нормандцев в Шотландию и ту роль, какую сыграли в XII—XIV веках в Польше, Богемии, Венгрии и других землях Восточной Европы немецкие гости (hos-pitesj°®. Говоря словами одного венгерского проповедника, «по мере того, как из разных земель приходят поселенцы, они несут с собой разные языки и обычаи, разные умения и виды оружия, которые служат украшению и славе королевского дома и смиряют
3. Военное искусство и политическая власть
97
гордыню внешних правителей. Королевство, в котором есть только один народ и одна традиция, обычно слабое и непрочное»90.
Конечно, было бы упрощением пытаться объяснить изменения на политической карте Европы 1300 года одним только воздействием конкретного вида военного искусства. Часто решающими оказывались другие факторы. Нельзя упускать из виду многочисленные соображения политического и культурного толка, не говоря уже о демографических и экономических факторах. Для Шотландии, в противоположность Уэльсу и Ирландии, решающим в жизнеспособности государства оказалась достигнутое на раннем этапе динас-•тайное единство. В Восточной Европе политическое будущее целых народов порой определялось временем их обращения в христианскую веру: те, что были крещены раньше, то есть до 1000 года, вступили в Позднее Средневековье в качестве монархий, у других была иная участь. Как можно было бы ожидать, военные процессы скорее взаимодействовали с политическими, нежели определяли их. Тем не менее один из важнейших элементов общеисторического процесса той эпохи заключался в распространении тяжелой конни -цы, замков и передовой баллистической техники из районов их происхождения между Луарой и Рейном в земли, а значит и армии ирландских королей и литовских герцогов.
4. Образ завоевателя
«Хартия меча — что лучше может быть?»1
По мере того, как в XI, XII и XIII веках военная западноевропейская аристократия расширяла свое влияние, ее представители создавали не только государства завоевателей и колониальные общества, но и формировали представление о себе и своих кампаниях. Образы завоевателя и завоевания дошли до нас в хрониках и документах, которые составляли их церковные «братья и кузены», в песнях и рассказах, которые сама сочиняла и с удовольствием слушала знать. Эти письменные творения воспроизводят речь и жестикуляцию прославленных завоевателей. Они донесли до нас терминологию и риторику, сравнимые по накалу страстей с самой экспансией. Появляются в них и мифологические мотивы: первое пришествие завоевателей; фигура героического воина-первопроходца, бедного рыцаря или знатного, который рискнул пуститься в опасное иноземное предприятие; сверхчеловеческие подвиги новых героев. Из всех этих источников облик завоевателя вырисовывается таким, как он видел себя сам.