Становление нации. Религиозно-политическая история Англии XVI — первой половины XVII в. в современной британской исторической науке

Ерохин Владимир Николаевич

Ф. Хил и Р. О'Дей обратили внимание на необходимость изучения распределения полномочий в управлении епархиальными делами между должностными лицами епархиальной администрации. Наряду с епископом, важнейшими фигурами в управлении епархией были канцлер, архивариус, служащие суда консистории. Специалисты по каноническому праву в церковных судах постепенно заменялись юристами гражданского права. Хороший канцлер в епархии имел большое значение для эффективного управления. Сами канцлеры, как показывает практика этого периода, тоже предпринимали попытки подольше пробыть в своей должности и усилить свою роль^{695}. В постреформационный период в епархиальной администрации стало возрастать значение должности архивариуса. Ф. Хил и Р. О'Дей усматривают в этом параллель с ростом значения в это время государственного секретаря в системе светской власти, так как в эти десятилетия стали возрастать объёмы делопроизводства. В начале XVII в. также стало возрастать значение должности секретаря епископа^{696}.

Отличительной

чертой ситуации в церкви Англии в XVI в., как отмечают Ф. Хил и Р. О'Дей, стали происходившие изменения в религиозных верованиях населения: церковная жизнь приобрела динамику, отойдя от прежде характерной для неё традиционности. В качестве способов выявления особенностей религиозных верований в различных районах Англии исследователи реформационного периода предлагают установление случаев волнений среди населения или восстаний с религиозными требованиями, частоту заключения браков духовными лицами после того, как брак духовенства был разрешен, анализ содержания завещаний, установление количества лиц, бежавших из этого региона на континент в правление Марии Тюдор в связи с реставрацией католицизма. Использование этих критериев подтверждает существование на территории Англии различий между протестантским юго-востоком и консервативными по религиозным настроениям севером и западом страны.

В статье «Обращение с землями монастырей и часовен» в ещё одном сборнике, подготовленном либеральными историками — «Церковь и общество в Англии: от Генриха VIII до Якова I» (1977)^{697} К. Китчинг отмечает, что в XX в. среди историков усложнилось понимание последствий ликвидации монастырей: стали привлекаться новые источники, переосмысливаются материалы ранее использовавшихся источников, стали вестись количественные статистические подсчеты. Важнейшим источником в изучении этих проблем остаётся перепись церковного имущества 1535 г. Valor Ecclesiasticus^{698}. До конца XIX в. в отношении диссолюции монастырей употреблялись главным образом эмоциональные понятия вроде «грабежа» и «святотатства», а с 1890-х гг. стали появляться более глубокие специальные исследования, первым из которых была работа У. Арчибольда по материалам графства Сомерсетшир^{699}. Затем А.Н. Савин в 1909 г. опубликовал исследование об английских монастырях, используя Valor Ecclesiasticus, а также о королевские указы (letters patent) о лишении монастырей земли. А.Н. Савин показал, что земля монастырей была королевской властью по большей части продана, а также обменена на другие участки, тоже находившиеся в частных руках. По королевским указам также можно узнать, кто получал монастырские земли, заплатив при этом деньги (таким путем корона получила 45% средств за монастырские земли), но у более чем половины получателей земель невозможно определить их социальный статус^{700}. Современные историки стали ставить под сомнение легенды о том, что монастыри были более мягкими по отношению к арендаторам, чем последующие собственники этих земель^{701}.

Важны в изучении диссолюции монастырей работы Дж. Юингс^{702} и Х.Дж. Хабаккука^{703}, которые подняли сопутствовавшие появлению королевских указов документы: оценку земли местным должностным лицом-служителем короны, связанную с этим переписку, и эти исследования выявили, что покупатели земли были лишь лондонскими агентами заказчиков этих покупок, которые происходили из разных графств. Остается спорным вопрос о том, были ли эти посредники земельными спекулянтами, так как они в переписке не разглашали детали сделок и не упоминали о полученном вознаграждении, так что обнаружить настоящего покупателя монастырской земли оказалось гораздо труднее. На решение этой проблемы, как предполагает К. Китчинг, можно было бы выйти через региональные исследования^{704}.

Как пишет К. Китчинг, большая часть знати приобрела бывшие монастырские земли путем обмена, покупки, получения в дар. Знать продавала эти земли джентри, придворным, должностным лицам на королевской службе, юристам, горожанам, которые получили возможность приобрести земли, в том числе и для младших сыновей, которым в ином случае не досталось бы в наследство недвижимое имущество. Покупка земель повышала социальный статус, давала возможность превратиться в лорда манора, претендовать на то, чтобы стать мировым судьей. В то же время на примере отдельных графств исследователи показали, что, например, в Девоншире на частном земельном рынке обычные текущие сделки шли более интенсивно, чем с бывшей монастырской землей^{705}. Монастыри уже до диссолюции сдавали значительные площади земли в аренду светским лицам, которые знали достоинства этих земель, и могли выбирать лучшие, так что диссолюция в этом отношении, как считает К. Китчинг, даже не произвела резких социальных изменений в распределении обрабатываемой земли. Бывали случаи, что люди невысокого происхождения покупали те монастырские земли, на которых они ранее были арендаторами, но такие ситуации не были нормой^{706}.

В начале XX в. внес вклад в изучение диссолюции американский исследователь Ф. Дитц, и его

материалами пользовались британские историки^{707}. Он исследовал архивы ведомства, которое занималось имуществом, перешедшим к короне — Суда приращений (Court of Augmentations), и отраженные в них доходы от продажи монастырских земель, сравнивая их с доходами короны из других источников. Ф. Дитц показал размах диссолюции и то, что лишь доходы от неё позволили короне проводить активную дорогую внешнюю политику без увеличения налогообложения в стране. Дальнейшие исследования показали, что подсчеты Дитца не дают полной картины доходов от продажи монастырского имущества: например, Дж. Юингс выявила, что местные должностные лица, служившие в Суде приращений, могли по поручению из центра тратить вырученные деньги на государственные нужды на месте, и эти средства не попадали в центральные отчеты^{708}. Так же поступали и с деньгами от монастырской утвари — эти доходы тоже принесли пользу короне, что не учитывалось историками. Эти действия местных должностных лиц документировались, и переписку по этому поводу, квитанции и расписки, как отмечает К. Китчинг, ещё можно обнаружить в архивах проходящими под категориями «разное» (miscellaneous) и «вспомогательные материалы» (subsidiary)^{709}. Современные историки показали также, что некоторые земли из числа монастырских были в руках короны даже в 1834 г. Предполагают также, что ко времени смерти Генриха VIII в руках короны было от одной трети до половины бывших монастырских земель^{710}.

В последние годы правления Генриха VIII в пользу короны были конфискованы также земли религиозных, братств, коллегий и земли часовен, которые оценивают примерно в четверть от стоимости монастырских земель. Специальных исследований по использованию земель часовен до сих пор не появлялось. Неизвестно даже, сколько часовен было ликвидировано, и размеры их имущества известны только приблизительно. С многих часовен не платились десятины, и они не были зарегистрированы в Valor Ecclesiasticus 1535 г.: в этом источнике упоминаются 90 коллегий, 2374 часовни, ПО больниц, но, по признанию историков, это недооценка. У.К. Джордан отстаивал мнение, что социальная роль ликвидированных часовен была в последующем компенсирована частной и общественной благотворительностью^{711}. Количество существовавших часовен выявляют также по сертификатам на часовни 1546 и 1548 гг., в которых зафиксированы известные часовни по каждому приходу в каждом графстве. Но в отношении этих данных тоже установлено, что они не полны, так что в качестве источника для выявления часовен используются отчёты священников по приходам после диссолюции монастырей, отчёты в Суд приращений, данные исследований, проводившихся казначейством. Никто из историков не предпринимал работу по подсчёту часовен по стране в целом — «она трудна и утомительна даже для одного графства», так что, по мнению К. Китчинга, такое исследование, возможно, никто и не возьмётся проделать.

Земли часовен, как и земли монастырей, тоже покупались через посредников в виде выдачи патента, затем эта земля могла перепродаваться далее. Такие патенты собраны в государственном реестре Calendar of Patent Rolls. При изучении материалов, связанных с ликвидацией часовен, но утверждению К. Китчинга, складывается мнение, что это повлияло на каждый приход в стране, и к тому же с прекращением заупокойных молитв стал меняться характер религиозности. Многие города впоследствии боролись за сохранение имущества часовен в их распоряжении, достигая при этом успеха^{712}.

Средства от ликвидации часовен направлялись на военные нужды, в том числе на подавление внутренних восстаний в стране. В государственной казне продажа земель той части часовен, которая фигурирует в источниках, хорошо документирована, идёт отдельной статьей, и можно подсчитывать и прибыли, и то, куда шли средства^{713}.

У.К. Джордан утверждал, что к концу правления Эдуарда VI в руках короны были только непроданные остатки бывшей собственности часовен^{714}, но, ijo мнению К. Китчинга, материалы Суда приращений рисуют другую картину: он обнаружил, что к Михайлову дню 29 сентября 1553 г. по графствам Йоркшир и Ноттингемшир земли часовен были ещё на три четверти в распоряжении Суда приращений, и есть подобные свидетельства из других графств. К. Китчинг склоняется к выводу, что земли часовен нередко выкупали те, кто их ранее арендовал, или те, кто был связан с ними так или иначе прежде: например, в Лондоне ливрейные компании выкупили значительную часть имущества часовен, основанных и поддерживаемых ими, так что ликвидация часовен, вполне возможно, не изменила серьёзно принадлежность их собственности^{715}.

Изучение начального этапа Реформации в Англии в современной британской историографии в значительной степени связано с полемикой между либеральным и ревизионистским направлениями в понимании английской Реформации, в которой существенное место отводилось исследованию положения в церкви Англии накануне Реформации и событий, связанных с религиозно-политической ситуацией в Англии в правление Генриха VIII, Эдуарда VI и Марии Тюдор. В 1980–90-е гг. историки-ревизионисты активно разрабатывали и формулировали свою концепцию в понимании английской Реформации, в том числе и её начального этапа.