Старая музыка и рабыни

Ле Гуин Урсула Кребер

– Откуда нам знать?

– Это сделали ваши собственные силы. Генерал, вы полагаете, что у легитимистов есть анзибельная связь с Экуменой? У них ее нет. Они могли бы захватить посольство и его анзибль, но тогда бы они утратили всякое доверие со стороны Экумены. И что хорошего им бы это могло дать? У Экумены нет войск для посылки на другие планеты. – И он добавил, внезапно усомнившись, известно ли об этом Банаркамье: – Как вам известно. А если бы и были, путь сюда у них занял бы годы. По этой причине, а также по многим другим, Экумена не держит армии и не ведет

войн.

Он был глубоко встревожен их невежеством, их дилетантством, их страхом. Но он старался не выдать голосом свою тревогу и беспокойство и говорил негромко, и смотрел на них бестрепетно, словно бы ожидая понимания и согласия. Пустая видимость подобной уверенности иной раз оказывается достаточной. К несчастью, судя по их лицам, он сказал двум генералам, что они ошибались, а Метою сказал, что он был прав. Он принял чью-то сторону в споре.

– Оставим это покуда, – сказал Банаркамье и вернулся к допросу, повторяя то, о чем спрашивал, требуя больше деталей и выслушивая их без всякого выражения на лице. Сохраняя лицо. Показывая, что не доверяет заложнику. Он пытался выжать, что еще Райайе говорил о вторжении или контрнаступлении на юге. Эсдан повторил несколько раз, что Райайе сказал, что президент Ойо ожидал вторжения Освободительных сил в эту провинцию, ниже по реке от Ярамеры. Всякий раз он прибавлял: «Я не имею ни малейшего представления, сказал ли мне Райайе хоть одно слово правды». На четвертом или пятом круге он сказал:

– Простите, генерал, я должен опять спросить о здешних людях…

– Вы знали кого-нибудь здесь до того, как попали сюда? – резко спросил один из молодых.

– Нет. Я спрашиваю о прислуге. Они были добры ко мне. Ребенок Камзы болен, ему нужен уход. И мне было бы приятно узнать, что за ним есть уход.

Генералы совещались друг с другом, не обращая внимания на его просьбу.

– Любой, кто остался здесь, в таком вот месте, после Восстания, хозяйский прихвостень, – подал голос задьйо Тэма.

– А куда им было деваться? – спросил Эсдан, стараясь говорить спокойно. – Тут вам не свободная провинция. Тут надсмотрщики все еще властвуют в полях над рабами. И все еще применяют клетку-сгибень, – на последнем слове голос его дрогнул, и он мысленно выругал себя за это.

Банаркамье и Тюэйо все еще совещались, не обратив на его вопрос никакого внимания. Метой встал.

– Довольно на сегодня, – распорядился он. – Идите за мной.

Эсдан заковылял за ним через холл, вверх по лестнице. Юный задьйо поспешал за ними, явно по приказу Банаркамье. Никаких приватных разговоров. Метой, однако, остановился у двери в комнату Эсдана и сказал, глядя на него сверху вниз: «О прислуге позаботятся».

– Спасибо, – тепло произнес Эсдан и добавил: – Гана лечила мою ступню. Мне необходимо ее увидеть.

Если он им нужен целый и невредимый, почему бы не использовать свои страдания как средство воздействия. А если он им не нужен, другие средства тоже не принесут пользы.

Спал Айя мало и плохо. Он всегда жаждал информации и действия. Он изнемогал от незнания и беспомощности, искалеченный физически и умственно. И он

был голоден.

Вскоре после рассвета он подергал дверь и убедился, что она заперта снаружи. Он долго кричал и стучал, пока наконец не появился хоть кто-то – перепуганный молодой человек, по всей вероятности, часовой, а за ним Тэма, сонный и хмурый, с ключом от двери.

– Я хочу видеть Гану, – весьма повелительно произнес Эсдан. – Она ухаживает вот за этим. – Он жестом указал на свою повязку. Тэма закрыл дверь без единого слова. Примерно через час ключ снова загремел в замке, и вошла Гана. За ней следовал Метой. За ним следовал Тэма.

Гана приняла перед Эсданом почтительную позу. Он быстро подошел к ней, опустил ладони на ее плечи и прижался щекой к ее щеке.

– Хвала владыке Камье за то, что я вижу тебя во здравии! – произнес он те слова, которые часто говорили ему такие, как она. – А Камза, малыш, как они?

Она испугалась, задрожала, волосы у нее были неприбраны, веки покраснели, однако она довольно быстро оправилась после его неожиданно братского приветствия.

– Теперь они на кухне, господин, – сказала она. – Эти солдаты возвестили, что нога причиняет вам боль.

– Это я им так сказал. Может, ты переменишь мне повязку?

Он сел на постель, и она принялась разматывать ткань.

– А остальные в порядке? Хио? Чойо?

Она качнула головой.

– Прости, – сказал он. Он не смел расспрашивать ее дальше.

Она не так хорошо забинтовала его ногу, как раньше. В ее руках почти не осталось силы, чтобы затянуть повязку потуже, и она торопилась, нервничая под взглядами двоих незнакомцев.

– Надеюсь, Чойо вернулся на кухню, – сказал он наполовину для нее, наполовину для них. – Должен же кто-то заниматься стряпней.

– Да, господин, – сказала она.

Никаких «господ», никаких «хозяев», хотел он крикнуть в страхе за нее. Он взглянул на Метоя, стараясь понять его отношение к происходящему, и не смог.

Гана окончила работу. Метой одним словом отослал ее прочь, а за нею вышел и задьйо. Гана ушла с охотой, Тэма противился.

– Генерал Банаркамье… – начал было он. Метой посмотрел на него. Юноша заколебался, нахмурился и подчинился.

– Я присмотрю за этими людьми, – сказал Метой. – Я всегда этим занимался. Я был надсмотрщиком в поселке. – Он взглянул на Эсдана своими холодными черными глазами. – Я вольнорезанный. Таких, как я, теперь осталось немного.

– Спасибо, Метой, – помолчав, сказал Эсдан. – Им нужна помощь. Они ведь не понимают.

Метой кивнул.

– И я тоже не понимаю, – добавил Эсдан. – Есть ли у Освободительных сил план вторжения? Или Райайе изобрел его как предлог для применения бибо? Верит ли в это Ойо? Верите ли в это вы? Есть ли там, за рекой, армия Освобождения? Вы принадлежите к ней? Кто вы? Я и не жду, что вы ответите.

– А я и не отвечу, – сказал евнух.

Если он и двойной агент, подумал Эсдан после его ухода, работает он на Командование Освободительных сил. Во всяком случае, хотелось на это надеяться. Этого человека Айя хотел видеть на своей стороне.