Старая немецкая сказка, или Игра в войну (сборник)
Шрифт:
– Век живи – век учись, – хохотнул Витька, а зря.
Видать, потому немцы почти все на свете и выдумали: цинк, рейсфедер, рентген, клейстер, дрель, шпагат, маузер, надфиль, кварц, шницель… Не говоря уж о воинских званиях: ефрейтор, фельдфебель, фельдмаршал. И даже «шлагбаум» наверняка происходит от фамилии какого-нибудь бывшего немецкого школьника, вовремя готовившего домашние уроки.
И вот как-то в воскресенье мы одержали первую сокрушительную победу. Несмотря на численный перевес врага, мы неожиданно ринулись в атаку с криком «ура!» и напали
Витька умудрился кому-то удачно расквасить нос. И еще один немец чуть не сломал себе руку, с размаху саданув меня кулаком по каске. Видимо, он повредил какую-то косточку, так он взвыл. Роковую роль сыграла крепость немецкой же каски и моей русской головы под ней, как я теперь понимаю.
Поскольку немцы отказались считать себя разгромленными наголову – моя голова тут ни при чем, – следующий бой назначили через две недели.
– Ну, братцы, теперь держись! – будто полководец, рассуждал Леонид. – Такая атака удается только раз. С нашими силами в атаку больше не пойдешь, они подготовятся. А вот если они пойдут на нас, нам кранты, у них перевес.
– Они пойдут, точно, – кивнул Жорка.
– А вдруг захватят в плен? – внезапно подала голос Зинка; мы о ней всегда забывали и даже вздрагивали, когда слышали ее голос. – Захватят, затянут рот, свяжут и запрут в подвале. С крысами, – добавила она.
Мы расхохотались. Но Леонид покачал головой:
– Угроза серьезная. Всех не захватят, но одного запросто могут. Двое куда-нибудь утащат его, а четверо останутся и прикроют их отход против нас троих.
– А давай мы возьмем пятым твоего кобеля, – вдруг предложил Витька.
Мы даже оторопели – вот это да!
– Ну это все равно что танк против пехоты, – усмехнулся Леонид.
– Да пусть Рэкс в засаде посидит, у Зинки в блиндаже. Она его отвяжет, если кому-то будет плен угрожать.
– Так и сделаем, – просиял Леонид. – Порядок.
– Орднунг по-немецки, – блеснула знаниями Зинка.
Сказано – сделано. В условленный воскресный день мы заранее, перед боем, тайно привели и привязали Рэкса в блиндаже и приказали Зинке его стеречь. Хотя кто кого стерег, подумать надо.
Мы уже как бы попривыкли к боевой обстановке, но вот привыкнуть к тому, что в тебя попадают камнем, было все-таки трудней. Мы и одевались поплотнее, на каждом – свитер, пиджак, пальто.
– Свитер-то зачем? – удивлялась мать.
– Мерзну.
– Что ж ты будешь делать зимой?
– Да какая здесь зима?! – отмахивался я.
– Откуда у тебя синяки? А на спине нет, – удивлялся отчим, намыливая мне в ванной спину.
Сам я до сих пор не умею ее толком мыть. У всех длинных мочалок треклятые тесемки отрываются на второй-третий раз. Признаюсь, я мылся раз в неделю, зато основательно, с мочалкой и мылом, как в российской бане. А родители, словно прирожденные европейцы, принимали душ каждый день. Сам того не зная, старлей здорово похвалил меня, сказав, что нет синяков на спине. Значит, я не показывал
Но ближе к бою. Мы таки угадали, что враги предпримут атаку. Когда они, выскочив из окопа, понеслись на нас, Леонид закричал страшным голосом:
– Рэкс, фас!
И Зинка выпустила собаку.
– Фас! – кричал Леонид, выскочив из окопа, и, словно маршал Жуков, указывал рукой на противника.
Однако враги не дрогнули и осы́пали Рэкса градом камней. Рэкс, запнувшись, повернул обратно и, скуля, спрыгнул к нам в окоп. А немцы организованно отступили к себе в укрытие. Соваться в наш окоп, где была овчарка, они не решились, хватило ума. К нам присоединилась Зинка, и началась перекричка. Не перекличка, а именно перекричка: противники кричали друг другу.
– Нечестно, мы тоже собаку приведем! – переводила нам Зинка.
– А вас больше! – вновь переводила она, теперь в другую сторону.
И так до бесконечности, до хрипоты.
Мы поздно заметили, что у Рэкса рассечена до крови бровь над правым глазом. Первой узрела Зинка:
– Держите его крепче, – и обработала ему рану йодом.
В благодарность Рэкс чуть не цапнул ее. Немецкая псина, ничего удивительного.
– Вас даже ваши собаки ненавидят! Овчарка-то немецкая! – внезапно заорал Леонид врагам.
Зинка охотно и громко перевела немчуре.
– Швайнхунд! – прокричали оттуда.
– Свинья-собака, – разъяснила нам Зинка и растерянно спросила: – А что, бывает такая порода?
– Нет. Они нашу собаку свиньей обозвали, – хмуро ответил Леонид.
Снова началась перекричка. И договорились о позиционной войне: со следующего раза никто – ни они, ни мы – в атаку ходить не будет, а мы уберем собаку.
– Нет, ну надо же! – возмущался на обратном пути Витька. – Их же больше!
– Ничего, их и под Москвой было больше, – зловеще произнес Леонид, вынул из кармана дамский револьвер, что я ему подарил, и откинул пальцем вбок барабан. В нем медно сияли затылки с капсюлями шести патрончиков.
– Будет мне работы, – нервно хихикнула Зинка.
Мы молчали и старались не глядеть друг на друга. Теперь, давно уже взрослый, я понимаю, что слишком быстро мы становились взрослыми.
Первый снег
Было еще несколько сражений, снова с переменным успехом. Но самое решающее и страшное еще не наступило.
Если вспомнить и посчитать, то мы сражались, наверно, месяца два-три, с перерывами. А тогда казалось – вечность.
В один чудесный, дивный день в городе выпал снег. Вероятно, его не видали здесь лет сто. Он нежными, воздушными шапками и перинами лежал на крышах, на ветках деревьев и на головах старинных памятников, что было им зимой очень даже к лицу. На каждом зубчике штакетников у любого дома, на фонарях и на пожарных колонках стояли невесомые белые столбики, такие же сказочные, как на рождественских открытках Фрагельки, которые я видел в ее альбомах в книжном шкафу.