Старая немецкая сказка, или Игра в войну (сборник)
Шрифт:
Леонид мне все больше и больше нравился. Как мы стали бы воевать без него? Мне и в голову не приходило, что нам не пришлось бы воевать, если бы не его выходка в кино. А в общем, кто знает?! После наших ежедневных вылазок мы непременно должны были столкнуться с местными мальчишками, рано или поздно. Я еще не говорил о том, что мы разреза́ли перочинными ножами целлулоидные витрины в магазинах и хватали все, что плохо лежит. Да еще и «проверяли» брошенные закрытые дома в заросших садах. Взламывали окна и шныряли по комнатам в поисках чего-нибудь интересного. Так, в одном доме я нашел в тайнике небольшой, очевидно дамский, револьвер, правда незаряженный, и отдал, болван, Леониду. А он
В другом доме, полностью пустом, я обнаружил закрытую антресоль. Там было спрятано много разных платьев и красивый узорный медный ящик с шашками. Крышка его была размечена игровой клеткой. Чтобы не ругали дома за явную кражу, я грубо оторвал крышку, а шашки высыпал в пакет. Дома сказал, что нашел.
– Жаль, что не весь ящичек, – сокрушалась мама, любуясь крышкой. «Надо ж было быть таким дураком!» – подумал я о себе.
Это я все к тому, что война с немецкими ребятами наверняка была неизбежной. Где-нибудь да столкнулись бы. Собственно, в этом я теперь оправдываю Леонида. Да и нам, жалевшим, что самим повоевать не пришлось, было сладко и страшно перед началом схваток с врагом. Дома, в России, мы часто играли в войну, и никто не хотел быть немцем. Зато здесь их было предостаточно.
За немцев мальчишкам в Союзе приходилось бывать поочередно. Но мама перешила мне настоящую шинель из старой солдатской, с воинскими сияющими пуговицами, и меня уж никак нельзя было, даже временно, зачислить врагом. Мало того, я сразу стал советским командиром – в такой-то шинели!..
Но здесь не у себя дома, не та игра. Нужно было серьезно подготовиться к бою. Мы пошли на известную городскую свалку и выбрали себе по эсэсовской каске с изображенными на ней, как мы считали, молниями, но вскоре я узнал, что это готическое написание двух букв «SS». Каски были очень удобные, с подкладкой и кожаными ремешками. Мы соскоблили нацистскую символику и нацарапали на них звезды. Я не переставал восхищаться Леонидом. Это была его идея – с касками.
Затем мы смотались за город поглядеть на место, где нам предстояло сражаться. Там мы осмотрели два окопа, метрах в двадцати один от другого. И хотя они были, как говорят военные, неполного профиля, все-таки оказались глубоковаты для нас. Мы подсыпали кое-где земли с бруствера на дно в «своем» окопе, сделав себе глубину по грудь. И подходящих увесистых камешков прилично заготовили. Хотели было нарезать и тяги для рогаток из брошенных противогазов – у немцев шла на них отличная тягучая резина, – но передумали.
– Об этом с ними уговора не было, – твердо сказал Леонид.
– Мало ли что! – возмутился Витька. – У немчуры на войне и «катюш» не было! И эти наверняка ничего в рогатках не смыслят.
– Это будет наше тайное оружие, – поддержал его Жорка.
Но Леонид уперся. Да и я благоразумно заметил:
– Они себе быстро такие же сделают.
– И без глаз останетесь, – поддакнула вездесущая Зинка. – А жить без глаз хуже, чем без рук. Не знаете?
Тут-то мы и воззрились на нее, поняв, что нам от нее и в бою не избавиться. А то еще и родителям обо всем расскажет. Словно угадав наши мысли, она заявила:
– Я с вами пойду, а не то всем расскажу.
И можно было верить на все сто – расскажет.
Мы тут же подобрали Зинке сразу две каски, одна надевалась на другую.
– Тяжело, – захныкала она, когда ей примерили это боевое сооружение.
– Иначе завтра заткнем тебе рот, свяжем и запрем в Жоркином подвале с крысами, – тоже пригрозил Леонид.
И ему также можно было
Зинка притихла.
– И весь бой сиди вон там и не высовывайся, – показал он на заросший блиндаж за нашим окопом.
Она послушно кивнула, понимая, что лучше свободной сидеть в блиндаже, чем связанной в немецком подвале с немецкими крысами.
Утром у меня чуть все дело не сорвалось. Мама неожиданно сказала:
– Может, дома с книжкой посидишь? И где вы целыми днями шляетесь?
– Да мы с ребятами гуляем. На речку ходим, в парк, – затараторил я, боясь, что она вдруг оставит меня дома. И не оправдаешься тогда, не отмоешься и станешь навечно дезертиром и предателем в глазах друзей!
– Хорошо, что не один гуляешь. Иди-иди, – успокоилась мама.
А уж как я успокоился и, толком не позавтракав, выскочил из дому.
Не знаю, подсматривали накануне за нами враги или нет, но все они тоже заявились в касках, да только не счищали с них фашистские знаки. Они не стали возражать против выбранного нами окопа. Их было шестеро. И когда мы указали им на неравенство сил, они лишь посмеялись. Мол, во время войны вас, русских, тоже было больше, и они, немцы, не протестовали. Ну что на это скажешь? Я уже упоминал об этом раньше. Мы ничего и не сказали, других подходящих ребят у нас не было, одна мелюзга. Жили, правда, в замке у реки два русских брата-близнеца, но им было за пятнадцать, они не годились.
Мы разошлись по окопам, и сражение началось. Полетели камни. Вот когда, вероятно, порадовалась Зинка в своем безопасном блиндаже. Она тоже пыталась иногда швырять глиняные куски, но они не долетали до врагов. А те били довольно прицельно. Раза три мне звучно попадало по каске так, что я даже приседал.
Забыл сказать, что уговорились сражаться до первой крови.
В минуту короткого затишья я увидел на бруствере окопа гриб. Обыкновенный подберезовик. И поразился тому, как он сюда забрался. В германских лесах была тьма-тьмущая хороших грибов. И несмотря на тяжелую жизнь, немцы их не собирали. Да еще удивлялись, что эти неразумные русские так одержимы грибным азартом. Полные корзины несут: белых, подосиновиков, маслят, лисичек, а то и явных поганок, за которые они принимали опята. Видать, когда-то в древности населению объявили, что грибы собирать не следует, можно отравиться. И сразу всеобщий «яволь», слушаюсь. С тех пор, наверно, несколько веков немцы едят только шампиньоны, выращенные в отработанных угольных штольнях. Потом уж, лет через десять, когда я приезжал в ГДР студентом, мне говорили, что немцы, явно под влиянием русских, все-таки увлеклись грибной охотой. Но в ФРГ, мол, этого нет. А ведь в ГДР они жили уже лучше, чем мы в России, и не то что не бедствовали, а просто объедались своими вкуснющими колбасами и сосисками. Особенно славилось у них одно блюдо из сырого свиного фарша, по-моему, с сырыми же яйцами, перцем и луком. И когда я сказал, словно в прошлом они о грибах, что можно от этого заболеть, не говоря уж о глистах, они только посмеялись. Свинина, мол, из магазина, проверенная, со штампом: значит, никакой опасности нет. Эх, нам бы тогда их заботы!..
Но я отвлекся от боя с немецкими мальчишками. И противник, и мы обстреливали друг друга, наверно, целый час. У нас тоже были удачные попадания. Леонид засветил Эрвину камнем в плечо, и я даже издали увидел, как тот скривился от боли.
Наш боезапас подходил к концу, когда вдруг вскрикнул Жорка, и кисть руки у него окрасилась кровью. Мигом прискакала Зинка – она заранее произвела себя в санитарки, прихватив сюда бинт и йод, – и стала перебинтовывать ему руку.
– Жить будет, – уверенно определила она. – Только кожу рассекло.