Старая ратуша
Шрифт:
Фернандес взглянул на Пэриш. Он мог протестовать, потому что свидетель уже ответил на вопрос, но какой смысл? Пэриш с ее мягким голосом была весьма обходительна с мистером Сингхом.
— Однако, мистер Сингх, вы погубили многих людей.
Фернандес вскочил. Пэриш перегибала палку.
— Протестую, ваша честь, — заявил он. — Свидетель уже дважды сказал суду, что не совершал никаких преступлений и даже не фигурировал ни в одном полицейском расследовании…
— Я никогда не был в числе подозреваемых в совершении преступления, но… Да, получается,
Подняв руку, Саммерс попытался остановить Сингха, однако слова уже были произнесены. Глядя на него, Саммерс улыбнулся:
— Спасибо, мистер Сингх. Полагаю, вы впервые даете показания в суде.
— Нет, вовсе нет. Я много раздавал показания в Индии. Как руководитель инженерной службы, я часто выступал свидетелем на разных судах. Убийства, насилие, отказ от детей, нелегальные азартные игры, распространение наркотиков…
Саммерс еще шире расплылся в улыбке.
— Понимаю, сэр. Вероятно, вам впервые пришлось давать показания в Канаде.
Мистер Сингх кивнул:
— Да, конечно, ваша честь. Будучи разносчиком газет, преступления видишь не так часто.
По залу прокатился смешок.
— Да-да, — отозвался Саммерс. — В наших судах, когда представитель обвинения или зашиты выдвигает протест, свидетелю следует подождать до моего соответствующего решения. Говорить должен кто-то один.
Впервые с тех пор, как, войдя в зал, Сингх не знал, куда пристроить свой плащ, он выглядел смущенным.
— Ваша честь, в этой стране я часто сталкиваюсь с тем, что люди говорят одновременно. Например, мои внуки отвечают своим родителям еще до того, как те успевают закончить.
На этот раз смех был уже громче. Подняв глаза, Саммерс посмотрел в зал, потом, улыбнувшись, перевел взгляд на Фернандеса. Пэриш уже успела сесть, и Фернандес оказался один на один с судьей.
— Мистер Фернандес, — заговорил Саммерс, — если не ошибаюсь, вы уже спрашивали мистера Сингха по поводу фразы, оброненной мистером Брэйсом тем утром, верно?
Саммерс улыбнулся Пэриш. «Фразы…» Именно так он и выразился тогда на их предварительном совещании в феврале. Не «признании». Это и было его сигналом, посланным Пэриш. И она его распознала. «Проклятие. И как же я мог это упустить?» — расстроился Фернандес.
— Верно, ваша честь. — Фернандес старался говорить уверенно.
— Разумеется, теперь защита имеет право задать свои вопросы.
Фернандес понял, что оказался в ловушке Пэриш. И теперь ему стал понятен ее предыдущий ход. Именно поэтому она не хотела запрета на официальную огласку. Она попросту, как могла, изничтожила показания главного свидетеля — признание, высказанное Брэйсом Сингху. И теперь хотела, чтобы все это появилось в прессе, чтобы у любого потенциального присяжного возникли на этот счет сомнения. Очень и очень умно.
— Верно, ваша честь. Я снимаю свой протест.
Фернандес старался опуститься на место с достоинством, не торопясь. Никогда нельзя показывать страх или разочарование в суде. Даже если тебя уже дважды застали врасплох.
Пэриш
Фернандес вновь посмотрел на Пэриш. Она не спеша достала из сумочки очки для чтения.
«Никогда не видел ее в очках, — отметил он. — Ей даже идет».
— Итак, мистер Сингх, так или иначе вы убили двенадцать человек, верно?
— Верно. Двенадцать человек за сорок два года считалось довольно низким показателем.
— И вы помните каждый случай.
— Как сейчас.
— Первой жертвой оказалась миссис Бопарт в 1965 году.
— Это была большая трагедия. Женщина пошла из деревни за водой и упала в обморок прямо на рельсах. Это случилось зимой, ранним утром, еще до рассвета, никто бы не смог ее увидеть. Она была беременна, и муж даже не знал об этом.
— Следующим стал мистер Вахал.
— Еще одна большая трагедия…
Фернандесу оставалось лишь слушать, как Пэриш подробно перечисляла все двенадцать смертей, и каждая последующая была ужаснее предыдущей. Он старался не показать, что ее кропотливая работа произвела на него должное впечатление. Стало предельно ясно, куда она клонит, и он не мог ничего сделать, чтобы как-то это остановить. Он был похож на генерала, беспомощно наблюдавшего, как беспощадно громят его армию.
Наконец Пэриш дошла до последнего из двенадцати жутких несчастных случаев, произошедших на железной дороге, и, закончив, закрыла свою оранжевую папку.
— Мистер Сингх, утром 17 декабря офицер Кенникот попросил вас сказать ему то, что сказал вам мистер Брэйс, так?
— Совершенно верно, мэм, — ответил Сингх.
Теперь она полностью владела ситуацией, и Сингх уже вторил ей.
— И вы точно передали офицеру Кенникоту то, что сказал вам мистер Брэйс.
— Точно передал.
Пэриш достала стенограмму показаний Сингха.
— Вот то, что вы сказали офицеру Кенникоту, я цитирую: «Мистер Брэйс сказал: „Я убил ее, мистер Сингх, я убил ее“. Вот те слова, которые он произнес».
— Именно те слова, мэм.
— И это именно то, что сказал вам мистер Брэйс, дословно.
— Дословно.
Пэриш сняла очки и посмотрела на свидетеля в упор.
— Он ведь не говорил ничего похожего на «я совершил убийство, мистер Сингх» или «я ударил ее ножом, мистер Сингх», не так ли?
Впервые за время допроса в до сих пор любезном тоне Пэриш появились жесткие нотки, словно она добавила щепотку перца в диетическое блюдо. Обозначился четкий ритм, установленный опытной стороной, ведущей перекрестный допрос. Он, точно неслышимые ударные, действовал на подсознание, собирая все инструменты в единую композицию, зазвучавшую словно песня под стук метронома. Это будто добавляло еще большей вескости произнесенным словам.