грёз, всех дум торжественные севыВозносятся в непобедимом кличе.К тебе, Любовь! Сон дорассветной Евы,Мадонны взор над хаосом обличий,И нежный лик во мглу ушедшей девы,Невесты неневестной — Беатриче.Любовь! Любовь! Над бредом жизни чёрнымТы высишься кумиром необорным,Ты всем поешь священный гимн восторга.Но свист бича? Но дикий грохот торга?Но искаженные, разнузданные лица?О, кто же ты: святая — иль блудница!
«За детский бред, где всё казалось свято…»
За детский бред, где всё казалось свято,Как может быть святым лишь детский бред,За сон любви, слепительный когда-то,За детское невидящее «нет»,Которым все, как ясной сталью сжато, –Ты дашь за всё, ты дашь за всё ответ!Ты помнишь сад, где томно пахла мята,Где колыхался призрачный рассвет?..В твоем саду всё стоптано, всё смято, –За детский бред!Что ж плачешь ты, как над могилой брата?Чего ж ты ждешь?.. Уже не блещет свет,И нет цветов… О, вот она – расплатаЗа детский бред!
«…И умерло всё, что могло бы возникнуть…»
…И умерло всё, что могло бы возникнуть.Так с мели порой всё смывает волна.И в сердце, омытом тоской, – тишина.И сердце не может ни вспыхнуть, ни крикнуть.И сердце уж больше не хочет восторга,И сердце не смеет мечтать о любви.Изранено, – молча трепещет в крови:Изныло оно от постыдного торга.Изныло, застыло, и только пороюТомительным жалом коснется к немуВсё то, что могло бы прожечь эту тьмуИ жизнью сверкнуть – огнецветной, иною…
«Пусть так. Я склоняюсь с покорной молитвой…»
Пусть так. Я склоняюсь с покорной молитвой,Без слез, без ненужной борьбы.Как верный во храме, как рыцарь пред битвой,Я слушаю шепот Судьбы.Мне внятны ее несказанные песни,Что раз нам дано услыхать…И, если ты вскрикнешь: «воскресни! воскресни!» –Не знаю, смогу ли я встать.Я странно устала. Довольно! Довольно!Безвестная близится даль.И сердцу не страшно. И сердцу не больно.И близкого счастья – не жаль.
«Твой шлем покатился, и меч твой разбит…»
…Радостно крикну из праха: «я твой»!
Твой шлем покатился, и меч твой разбит.Из рук твоих выпал надежный твой щит.И ты, безоружный, лежишь на земле,И двое нас – двое в предутренней мгле.И я – победитель в последнем бою –Последнюю песню покорно пою.Ты помнишь, как шли мы в пыли, в темноте,По разным дорогам, но к общей мечте.Ты помнишь, ты помнишь, как в годах и дняхМеня лишь искал ты в огнях и тенях.И, еле завидев, ты крикнул: «моя!»На зов твой – ударом ответила я.И миг нашей встречи стал мигом борьбы:Мы приняли вызов незрячей Судьбы.И вот – ты повержен, недвижим и нем…Но так же расколот мой щит и мой шлем.Ты радостно шепчешь из
праха: «я твой!»Но смерть за моею стоит головой.Заветное имя лепечут уста.Даль неба, как первая ласка, чиста.И я, умирая, одно сознаю:Мы вместе! мы вместе! очнемся в раю.
«Лежу бессильно и безвольно…»
Лежу бессильно и безвольно…В дыму кадильном надо мнойНапев трепещет богомольный,Напев прощанья с жизнью дольной,С неверной радостью земной.Невеста, – в белом покрывале,И fleur d’orang’eвoм венке, –Я жду тебя в пустынном зале,Где мы с тобой рассвет встречали,Где ночь я встретила в тоске.Я знаю: ты придешь, покорный,Прильнешь к синеющим губам…Но не отбросить креп узорный,Но не рассеять сон мой черный,Твоим томящимся рукам!Что мне до ласк и поцелуя!Что мне до запоздалых слов!Взгляни, взгляни, как тихо сплю я…И не могу, и не хочу я,Тебе ответный бросить зов!
ЗАКЛЮЧЕНИЕ
«Муза, ты снова со мною!..»
Муза, ты снова со мною!Снова, как прежде, верна мне!..Правда ль, что чьей-то рукоюСклепа раздвинуты камни?Правда ль, что в жизни мы снова?Правда ль, что солнце сверкает?…С сонной улыбкой, оковыСмерти – мечта отряхает.Нас ли с тобой погребали?В сумраке сонного склепаНас ли, дрожа, целовали?Складки прозрачного крепа?Только вчера это было…Чьи ж пробудили нас ласки?Муза! я все позабыла.Муза! Мы в жизни – иль в сказке?Я от молчанья – устала.Солнечных гимнов – мне страшно…Муза! Откинь покрывало,Спой мне про сон наш вчерашний.Спой мне про снежные горы,Про упоенье бесстрастья…Солнца сжигают нас взоры…Муза! Мне страшно – от счастья!
«Погас, как дали аметистовые…»
Погас, как дали аметистовые,Мой сон, не вспыхнув наяву…Страницы жизни перелистывая,Начну ль я новую главу?И лира, музою мне вверенная,Вновь зазвучит ли в тишине?И в новь промчится ль песнь размеренная,Мой недопетый гимн весне?Увижу ль страны обетованные,Куда иду сквозь стоны мук?Иль упадут – томленьем скованные –Изгибы ослабевших рук?И я сама склонюсь, безжизненная,На холодеющий уступ,И лишь улыбка укоризненная –Кому? – окрасит бледность губ?…Луга темнеют, малахитовые,И даль – как ласковый обман.Я подхожу опять, испытывая,К пределам неоткрытых стран.
«Нам лишь бледные намеки в хмурой жизни суждены…»
Нам лишь бледные намеки в хмурой жизни суждены,Лишь нечеткие, больные, неразгаданные сны.Лишь несмелыми штрихами затушеванная даль,Лишь порыв – бессильный, вялый, и печаль, печаль, печаль…Те, что будут, разгадают нам приснившиеся сны.Запоют – нам непонятный, но уж слышный гимн весны.Из штрихов сплетут улыбку пробужденной красотыИ зажгут порыв, как факел, в храме радостном мечты.Ярче зори заиграют в беспредельности небес…Все – кто знает, кто не знает, – все поймут язык чудес.Мы – предтечи дальней жизни – мы пройдем, как бред, как тень,Но на скорбной нашей тризне загорится вечный день!