Старец Горы
Шрифт:
– Графу Антиохийскому нужен наследник, – пояснил свою мысль Санлис. – А родить его может только Сесилия. Благородный Танкред пообещает Терезе вернуться на ее ложе, как только его жена забеременеет. Пройдет месяц-другой, словом, у Терезы будет время перебеситься.
– Разумно, – кивнул Ле Гуин. – Я переговорю с Танкредом, но и ты постарайся внушить женщине мысль о том, что государи не всегда вольны в своих поступках.
Благородный Ги очень хорошо представлял трудность задачи, которую ему предстояло решить в ближайшее время. Нотарий Никодим, опередивший византийское посольство всего на несколько дней, уже вручил Санлису увесистый мешочек с золотыми монетами в качестве задатка и клятвенно пообещал, что окончательный расчет будет произведен сразу же после благополучного завершения дела. Он же подарил
Усадьба, которую щедрый Танкред подарил своему родственнику, в прежние времена принадлежала сельджукскому беку, не слишком богатому, судя по всему. Во время штурма Антиохии дворец был обобран до нитки и с той поры пребывал в запустении. Новый хозяин хоть и попытался придать зданию жилой вид, но не слишком преуспел в своем начинании. Во всяком случае, благородный Ги видел дома много роскошнее этого, в том числе и в Антиохии. Взять хотя бы дворец барона фон Рюстова, находившийся в полусотне шагов, вот где роскошь буквально била в глаза. Впрочем, удивляться этому не приходилось, благородный Венцелин и без того не бедствовал, а добыча, взятая в Киликии, превратила его в одного из самых богатых людей на Востоке, а возможно и в Европе.
– Селевкия была буквально набита товаром, – захлебывался в подробностях Санлис. – Венцелин здорово погрел там руки. Так же, впрочем, как и Глеб. Смерть его жены, прекрасной Адели, дорого обошлась византийцам.
– Благородная дама де Руси была достойна такой тризны, – сухо бросил Анжерский.
– Не спорю, – кивнул Ги. – Но согласись, барон, далеко не все люди способны так мстить за нанесенные обиды. Несчастного Монастру Лузарш приказал повесить на самой высокой башне города Тарса, что и было сделано его доблестными сержантами.
– К чему ты клонишь, Ги? – нахмурился Рожер.
– К тому, что король Иерусалимский уже объявил наследником двоюродного брата Болдуина де Бурка, дабы избежать волнений и нестроений в случае своей внезапной смерти. Так поступают дальновидные государи, обеспокоенные не только настоящим, но будущим земель, которых Бог вверил их правлению. А ведь Танкред тоже бездетен. Однако он тянет с объявлением имени наследника, кивая при этом на юную Сесилию. Но ведь благородной Сесилии трудно забеременеть, когда ее муж проводит ночи в объятиях другой женщины.
– Что ты хочешь этим сказать? – грозно надвинулся на собеседника Анжерский.
Санлису показалось, что благородный Рожер собирается его ударить, к счастью барону мешал стол, но, тем не менее, шевалье чуть отодвинулся назад, дабы обезопасить себя от огромного кулака.
– Я считаю тебя наследником правителя Антиохии, – продолжал гнуть свою линию Санлис, – но не уверен, что благородные шевалье согласятся назвать своим сюзереном рогоносца.
Предосторожности, предпринятые благородным Ги, сослужили ему хорошую службу, рука барона, поднявшаяся для удара, бессильно упала на стол. Однако глаза Рожера, горевшие ненавистью, не предвещали Санлису ничего хорошего.
– Конечно, убить преданного шевалье гораздо проще, чем отомстить обидчику, – вздохнул Санлис, – но вряд ли моя смерть вернет тебе уважение ближних и дальних, барон Анжерский.
– Если ты солгал, Ги, –
– Я принимаю твои условия, барон, – спокойно сказал Санлис. – И предлагаю тебе совершить прогулку этой ночью. Ты вправе не верить мне, но, возможно, тебя убедят собственные глаза.
Это уютное гнездышко благородный Ги выбирал сам. Дом, расположенный в глубине пышного сада, не привлекал завистливых глаз снаружи, зато роскоши его внутреннего убранства позавидовал бы сельджукский султан. Дабы проникнуть сюда Санлис, Никодим и барон Анжерский воспользовались черным входом. Молчаливый слуга отодвинул засов и бесшумно отступил в тень, пропуская гостей в обитель греха.
– Я надеюсь, благородный Рожер, что ты сумеешь сдержать свои чувства в узде, по крайней мере до того момента, когда граф Танкред покинет этот кров, – шепотом остерег барона Санлис. – В прихожей томятся десять телохранителей правителя Антиохия, которые убьют нас раньше, чем мы назовем свои имена.
Благородный Ги давно уже пресытился срамными зрелищами, а потому охотно уступил место у предусмотрительно проделанного отверстия ревнивому мужу, сам он на пару с почтенным Никодимом расположились рядом, дабы не пропустить важных слов, которыми обменивались голубки. Впрочем, поначалу из соседней комнаты доносились только вздохи и стоны под скрип зубов благородного Рожера. Потом послышался голос Терезы, умолявшей своего любовника остаться. Граф Танкред отнекивался, ссылаясь на грядущий трудный день. Санлис слушал вполуха, поскольку знал содержание беседы наперед. Танкред убеждал любовницу, что расставание их не будет долгим. Что через несколько месяцев они вновь упадут в объятия друг друга. Тереза жалобно просила еще об одной, последней встрече. Танкред великодушно согласился подарить ей еще одну ночь. После чего покинул опечаленную красавицу, к большому облегчению Санлиса, боявшемуся всплеска гнева оскорбленного мужа. И, надо признать, боялся он не напрасно. Не успела еще закрыться дверь за беспутным любовником, как в комнату баронессы ворвался обезумевший Рожер. Тереза, женщина далеко не робкого десятка, успела только вскрикнуть перед тем, как руки барона сомкнулись на ее шее. Никодиму и Ги с огромным трудом удалось оторвать Анжерского от горла жертвы. Тереза почти потеряла сознание, а барон бесновался так, что с губ его летела пена. Санлис всерьез обеспокоился за здоровье Рожера, который вполне мог умереть от удара раньше, чем его праведный гнев принес хоть какую-то пользу хлопочущим вокруг него людям.
– Благородная Тереза бесспорно виновна, – попытался успокоить барона Санлис, – но ведь женщина слаба по природе своей, а кругом столько соблазнов.
– Я убью ее, – с ненавистью выдохнул Рожер.
– Приличнее отправить согрешившую Терезу в монастырь, – ласково посоветовал Санлис. – Думаю, папа Пасхалий даст согласие на расторжение брака. Благо ваш союз бездетный, а значит, есть благовидный повод, позволяющий не доводить дело до скандала. Ибо скандал правителю Антиохии ни к чему.
– Сначала я подвешу эту стерву на дыбу и кнутом сниму с нее кожу, – рыкнул Рожер.
– Жена да убоится мужа своего, – во время вспомнил Священное Писание Санлис. – Но для начала, барон, ты должен выслушать нас с почтенным Никодимом. Ибо дело, о котором мы с тобой поведем речь, требует холодного разума и выверенных действий.
Барон лично проверил крепость запоров на двери, ведущей в спальню, и лишь затем проследовал к накрытому столу. Осушив залпом кубок вина, он наконец-то пришел в себя настолько, что мог внимать доводам красноречивых собеседников.
– Ты можешь скормить эту женщину псам, а мы с Никодимом подтвердим, что благородная Тереза погибла по неосторожности, – спокойно начал Санлис. – Вот только к чему такая жестокость? Правителю Антиохии это не к лицу.
– Я не правитель Антиохии, – скрипнул зубами Рожер.
– Тебя отделяет от власти одна капля, – усмехнулся Ги.
– Какая еще капля? – насторожился барон.
– Вот эта, – сказал Санлис, выставляя флакончик на стол. – Ты получишь не только Антиохию, но и пятьдесят тысяч марок серебром. Не говоря уже о расположении императора Алексея Комнина. Впрочем, об этом ты будешь договариваться с его послами.
– Ты хочешь, чтобы я отравил Танкреда? – впился Рожер глазами в лицо Санлиса.