Старец Горы
Шрифт:
– Барон Рожер Анжерский с супругой, – указал Санлис глазами на пару, ближе всех стоящую к помосту.
Благородный Рожер не произвел на сиятельного Михаила благоприятного впечатления. Это был на редкость мрачный верзила лет тридцати. А что касается благородной Терезы, то она выглядела расстроенной и даже обозленной. Во всяком случае, ее взгляд, брошенный на Сесилию, не предвещал последней ничего хорошего.
– Я всегда держу данное слово, – тихо, но четко произнес Санлис.
– Мы обсудим твое предложение позже, благородный Ги, – сухо отозвался Михаил. – В более спокойной обстановке.
Благородный Танкред дал роскошный пир в честь византийского посла, но этим и ограничился. В своем непомерном самомнении он дошел до того, что
– Наглец!
Полный провал переговоров скорее обрадовал протовестиария, чем огорчил. Наконец-то у него оказались развязаны руки для дел, которые творятся в ночи под ласковый шелест листвы и тихий звон позолоченных кубков. Сиятельный Михаил проявил сдержанность на графском пиру, как в еде, так и в питье, зато позволил себе расслабиться за дружеским ужином, в узком кругу. Кроме протовестиария, Санлиса, Никодима и Рожера Анжерского за столом больше никого не было. Никодим, хорошо знавший вкусы и привычки сиятельного Михаила, лично проследил, чтобы к столу было подано мясо павлина, приготовленное в чесночном соусе, к которому любимец басилевса питал известную слабость.
– Не скрою от вас, шевалье, что божественный Алексей будет огорчен ответом благородного Танкреда, – начал неспеша раскручивать нить своего красноречия протовестиарий. – А гнев сильных мира сего часто оборачивается кровью. Очень жаль, что печальная участь благородного Болдуина, окончившего свои дни в забвении, так ничему и не научила его племянника. Военное счастье переменчиво, зато добрые отношения еще никому вреда не приносили.
– В этом мире все поправимо, – вскольз заметил Санлис. – Разве что кроме смерти.
– Я тоже надеюсь, что в Антиохии разум в конце концов возьмет верх над глупой воинственностью, – благосклонно кивнул шевалье протовестиарий, – и отношения между графством и империей войдут в свою привычную и мирную колею. Ибо христиане окружены бушующим мусульманским морем, которое захлестнет нас всех с головой, если мы будем враждовать друг с другом. Я очень надеялся, что здесь, в Антиохии, найду разумного человека, понимающего всю важность братских отношений между Иерусалимским королевством и Византийской империей. И очень рад, что обрел столь надежного союзника в твоем лице, благородный Рожер.
Барон Анжерский вздрогнул и вперил в сиятельного Михаила глаза, мутные то ли от выпитого вина, то ли от страшных мыслей.
– Значит, я могу надеяться на поддержку императора Алексея? – спросил Рожер хриплым как после длительного запоя голосом.
– Вне всякого сомнения, – любезно подтвердил Михаил. – Киликия, возвращенная в лоно империи, станет залогом нашей дружбы, благородные шевалье. Я очень сожалею, что Танкред пренебрег долгом вассала и клятвой, данной императору, в самом начале крестового похода. Увы, клятвопреступники очень часто забывают, что кроме суда человеческого есть еще суд божий. А уж чьими руками Бог совершит правосудие, это не столь важно.
– Правосудие? – почти шепотом спросил Анжерский.
– Да, – твердо произнес Михаил, глядя на взволнованного собеседника ясными и чистыми как слеза младенца глазами. – Бог стоит у нас за спиной, благородные шевалье, и понуждает нас сделать все возможное, чтобы избежать братоубийственной войны.
– Хорошо, – произнес благородный Роже. – Я знаю человека, способного выполнить божью волю.
– Рад за всех нас, – ласково улыбнулся ему Михаил. – И да поможет нам Христос в достойном начинании. Что же касается средств, необходимых для благого деяния, то половину суммы я уже вручил благородному Ги, а вторую половину вы получите тогда, когда последний ваш сержант покинет многострадальную землю Киликии.
Мануил Витумит, обиженный упорством благородного Танкреда, выехал из Антиохии утром следующего дня. Стратопедарх Востока,
– Как жаль, сиятельный Мануил, что мы с тобой так и не увидим Иерусалим.
– Это еще почему? – скосил на него глаза Витумит.
– Я жду печальное известие.
– Когда? – выдохнул стратопедарх.
– Ближе к вечеру. Надеюсь, он промучается недолго.
Провидческий дар не подвел протовестиария Михаила, не успело еще солнце скрыться за горизонт, как в гавань прискакал на взмыленном коне светлейший Никодим. Вид у нотария был скорее счастливый, чем печальный.
– Свершилось, – произнес он пересохшими губами. – Благородный Танкред скончался сразу после полудня.
– Да простит нам Господь наши прегрешения, – вскинул руки к небу Михаил. – Ибо грешим мы не из корысти, а исключительно ради блага империи, басилевса и всего христианского люда.
– Да простит, – поддержал Витумит просьбу протовестиария и, обернувшись к кормчему, добавил: – В Константинополь, друг мой. И пусть удача не отвернется от нас на море, как не отвернулась она от нас на суше.
Глава 8 Мятеж в Триполи.
Благородный Бертран был потрясен смертью графа Антиохийского до такой степени, что потерял аппетит. Ходили упорные слухи, что Танкреда отравили, но никаких признаков яда обнаружено не было. Граф занемог с утра, у него начался жар, потом открылось обильное кровотечение из носа, которое не удалось остановить, несмотря на все ухищрения лекарей. Тем не менее, у благородного Танкреда хватило сил, чтобы отдать последние в своей жизни распоряжения. Графство он завещал старшему сыну благородного Болдуина Тарентского, ребенку шести лет от роду, а свою жену Сесилию передал из рук в руки благородному Понсу Тулузскому, взяв с него клятву, не бросать несчастную вдову ни в радости, ни в горести. Но если второй пункт завещания Танкреда покоробил только святош, то первый оспорили сразу же после того, как граф смежил веки. В Антиохии объявился еще один наследник, Рожер Анжерский, на сторону которого тут же встали почти все бароны и большинство рыцарей. Против Рожера высказались только Глеб де Руси и юный Гуго де Сабаль, коего на совет пригласили для проформы. Но если барону де Руси этот демарш сошел с рук, то благородный Гуго был лишен почти всех владений, дарованных ему Танкредом. Отобранные у юнца земли были поделены между французскими шевалье, которые тут же поспешили принести оммаж новому графу. Барон де Сабаль громогласно пообещал отомстить Рожеру, но на слова тринадцатилетнего мальчишки никто, к счастью, не обратил внимание. Сейчас этот новый герой Святой Земли сидел за столом благородного Бертрана и уплетал за обе щеки баранину, приготовленную искусными трипольскими поварами. Благородный Понс в пику Рожеру Анжерскому взял барона де Сабаля в оруженосцы, но этот демарш по большому счету оценила только благородная Сесилия.
– Его отравили, – сказал Понс, глядя на отца наивными глазами. – И сделали это либо византийцы, либо сам Рожер Анжерский.
– Помолчи, – коротко бросил ему Бертран.
Косвенно слова Понса подтверждало удивившее многих решение Танкреда передать свою вдову под опеку Тулузского дома. Видимо, умирающий граф догадывался, что Сесилии грозит в Антиохии серьезная опасность, а потому и приказал своему бывшему оруженосцу, увезти ее как можно дальше от змеиного гнезда. Понс влюблен в Сесилию, это знали все, включая Танкреда и самого Бертрана. А потому на него в данной ситуации можно было положиться как на каменную стену.