Старец Григорий Распутин и его поклонницы
Шрифт:
Меня всегда возмущала мораль, которую можно формулировать словами: "погреши, да покайся". По моему убеждению, такой взгляд как бы заранее подготовляет новые падения и, таким образом, неизбежно ведет к нравственной деморализации.
Эту идею я и развила перед "старцем", стараясь, конечно, говорить языком, понятным ему, тщательно избегая всяких иностранных слов. Тем не менее он, по-видимому, все-таки не понял меня, так как в доказательство справедливости своей мысли начал приводить разные избитые, затасканные попами доводы.
В комнату быстро вошла прислуга и сказала "пророку":
— Вас к телефону зовут.
— Откудова?..
— Елена Алексеевна, из Z.
Прислуга назвала один из ближайших уездных городов Петроградской губернии. [4] Распутин поспешно встал и, сказав мне: "Сделай милость, подожди минутку… я сичас", вышел из комнаты.
А меня сверлил вопрос: в чем же, в чем же сила этого грубого, невежественного, неотесанного человека? Где причина огромного, поразительного влияния, которое он оказывает на людей самых различных общественных положений, особенно на женщин?
4
Царское Село.
Вернувшись через несколько минут, "старец" выразил желание продолжать беседу, но я не чувствовала расположения к этому и, находя, что для первого раза достаточно, начала прощаться.
Распутин выразил сожаление, что я ухожу, признался, что я ему очень понравилась, — он повторил это два или три раза, — и просил меня непременно снова посетить его и притом "поскорее".
Когда я уходила, он провожал меня. Идя по коридору, он снова сделал попытку "погладить", или помассажировать меня, причем провел своими руками по моим плечам, рукам и спине. В его движениях на этот раз мне почудилось что-то явно гадкое, грязное, циничное.
Это снова возмутило меня до глубины души. Я приостановилась и очень грозно окрикнула его:
— Меня возмущает ваше обращение!
Он молча стоял передо мной, неподвижной и непроницаемый. Выражение его глаз я не смогла видеть. Но мне показалось, что он скрипнул зубами. Затем что-то невнятно пробормотал.
Я с презрением отвернулась от него и поспешила поскорее выскочить из его квартиры. В душе я уже давала себе слово больше никогда не переступать этого порога.
Придя домой, я тотчас же умылась одеколоном и не скоро могла успокоиться…
Слушая г-жу Гончарову, мне одну минуту хотелось сказать ей: "А-а, пеняйте на себя, сударыня, вас предупреждали, но вы и слушать не хотели".
Но, конечно, я этого не сказал. Молчала и г-жа Гончарова, видимо, снова обдумывая и взвешивая пережитые впечатления.
— Теперь, когда я хладнокровно перебираю в памяти все, что произошло, — начала она, — я вижу, что поступила слишком по-женски, слишком поддалась раздражению. Меня возмутило и взорвало, что какой-то корявый мужик… "гладит" меня по лицу, по спине, ощупывает мой корсет… И я совсем забыла о тех целях и задачах, которые себе поставила… Да, так нельзя. Иначе никогда не раскрыть, не разгадать ту психологическую шараду, какую представляют собою поклонницы и почитательницы этого "пророка"… Неужели тут только одна ложь, одна ложь, одна грязь?.. Я этого не могу допустить, не могу допустить, чтобы, идя таким путем, путем обмана и лицемерия, можно было покорять людей, увлекать их, подчинять их своему влиянию в течение долгих лет… Поэтому отныне я даю себе слово запастись хладнокровием, вооружиться терпением и употребить
Я заметил своей собеседнице, что, кроме психологической стороны, тут есть общественная сторона, которая в истории похождений загадочного "старца" имеет огромное значение и потому непременно должна быть освещена и выяснена.
III
МИСТИК ИЛИ ЭРОТОМАН?
Прошла неделя. Заехав как-то ко мне г-жа Гончарова рассказала о том, что произошло за это время. Оказалось, что в течение этой недели она два или три раза побывала у "пророка".
— Хотя в последний раз, — говорила она, — я очень решительно заявила о своем желании непременно продолжать знакомство с Распутиным, тем не менее я не спешила воспользоваться его приглашением посетить его. Претило как-то. Воспоминание о его попытках "гладить", "массажировать", нащупывать корсет каждый раз во мне поднимало такое острое чувство возмущения и негодования, что я решительно не в силах была заставить себя снова поехать к нему…
Как-то рано утром я была еще в постели, когда горничная вошла и сказала, что меня зовут к телефону.
Было всего около восьми часов утра. Я удивилась, кто так рано мог звонить ко мне.
Беру трубку и слышу глухой мужской голос:
— Это ты, Ксения?
Удивленная, я спрашиваю, кто у телефона? Тот же глухой голос продолжал:
— Что же ты, душка, не приходишь ко мне?
Слово "душка" ударило, ошеломило меня, я чуть удержалась на ногах. Хотела бросить трубку, но в тот же миг вдруг догадалась, что это говорит Распутин.
— Я соскучился о тебе, — продолжал тот же глухой голос — Отчего ты так долго не была у меня?
Я не была у него ровно три дня. Это показалось ему слишком "долго".
— Приходи, я буду тебя ждать.
— У вас кто-нибудь есть? — спросила я, не зная, что сказать.
— Есть кое-кто… Не много.
Затем, очевидно, сосчитывает своих посетителей и говорит:
— Пятеро.
Я сказала ему, что собираюсь посетить его на этих днях.
Распутин начал усиленно просить, чтобы я приехала к нему в тот же день. Я пообещала.
В этот раз мне удалось довольно долго говорить с ним, хотя по временам нашу беседу и прерывали доклады прислуги о приезде тех или иных посетителей и вызовы его к телефону. Хотя я и старалась наводить разговор на интересующие меня темы, но это не особенно удавалось мне, так как "пророк", видимо, предпочитал говорить о том, что занимало его лично.
Я должна сказать, что эта беседа сильно разочаровала меня в Распутине, так как он не обнаружил в ней ни особого ума, ни чуткости, ни начитанности в Священном Писании, ни энтузиазма и пафоса, которыми обыкновенно говорят искренно верующие люди, мистики, проповедники религиозных идей, которые им дороги и святы.
Точно так же и в споре со мной "пророк" не обнаружил никакой находчивости. Иногда он пытался ссылаться на Евангелие, но при этом ни одного текста не мог привести как следует: все ошибался, путал, передавая слова писания крайне неточно, с явным искажением смысла. Я должна была то и дело поправлять его. В споре он был очень сдержан, — настолько, что мне все время казалось, что он чего-то недоговаривает, о чем-то намеренно умалчивает, что-то скрывает.