Старьёвщик
Шрифт:
– Каких перерывов? Она застонала.
– Не делала перерывов.
Она взвыла и схватилась за живот. Со свитера исчезли синие птицы, осталось только серое на сером.
– Живот болит?
Она кивнула, и я увидел, как ее глаза наполняются слезами. Они пролились, когда Генри покачала головой из стороны в сторону.
– Хуже. Я не сказала тебе всей правды! И только-то?
– И только-то? Если бы лгать было так больно, люди постоянно держались бы за животы!
Вообще-то я пошутил, но до Генри не дошло.
– Правды о чем? – спросил я, вернувшись.
– О Панаме. О Бобе. О себе. – Она посмотрела на крошечные таблетки и скривилась. – Они не помогут.
Но все равно проглотила их.
Генри опустошила стакан наполовину и вернула его мне.
– Плесни сюда немного виски, – попросила она. – Под раковиной.
Я действительно нашел бутылку с игривой этикеткой «Эй, милашка!» под раковиной в кухне. Выпрямившись, заметил, что штаны с одной полосой липкие и за мной все еще остаются кровавые следы. Но или нога больше не болела, или я просто привык к боли.
Я доливал виски в воду, пока смесь не приобрела светло-коричневый цвет, и вернулся в гостиную.
Генри уже выглядела лучше. Я вручил ей стакан, и она сделала изящный, испытующий глоток. Потом выпила еще, посмотрела на Гомер, спящую в тележке, затем на меня.
– Он?
– Она, – поправил я. – Гомер. Моя собака.
– Мне казалось, она в больнице.
– Она… – Я не хотел говорить, что она умирает. – Она не поправится. Я привез ее домой. Теперь что касается тебя. Ты вызывала доктора?
– Мне не нужен доктор, – ответила Генри. Глотнула еще. – Я знаю, что со мной. Мне нужны таблетки. Раз в день. Я получаю их от Боба. Но с самого рейда я его не видела. Он даже не звонил.
Я ее понимал.
– У него еще и мой альбом, – вставил я. – Какие таблетки?
– «Полужизнь». Для ребенка.
– Ребенка?
– Может, перестанешь постоянно повторять за мной?!
Генри сделала еще один маленький глоток виски, потом большой. Птицы возвращались: вначале крылья, потом маленькие тельца.
– Ребенок Панамы. Вот о чем я тебе так и не сказала. Я беременна. Узнала сразу после того, как он уехал.
– Но, по твоим словам, все произошло девять лет назад!
– Восемь с половиной, если точно. Боб приносит мне таблетки. «Полужизнь», одну в день. Они не дают ребенку родиться, понимаешь?
– Дай-ка мне немного виски.
Я допил все одним глотком и отдал ей пустой стакан.
– Ты беременна уже девять лет?
– Восемь с половиной. – Генри попыталась пожать плечами, потом застонала. – Боб пропал… когда вчера заболел живот, я испугалась. Но сегодня…
Она сложилась пополам в новом приступе и застонала – пугающий звук. Стакан ударился об пол и подпрыгнул. Я поднял его и, вернувшись на кухню, в третий раз
Генри открыла глаза: лифт.
В двери повернулся ключ.
Я выключил свет и встал рядом с дверью, держа за горлышко «Эй, милашку!» словно дубину.
Дверь открылась.
– Генри? Боб.
Я включил свет.
– Где ты пропадал? – спросила Генри. – Я тебя всюду искала.
– Ты не поверишь! – ухмыльнулся Боб.
Он закрыл за собой дверь. Потом увидел меня с бутылкой на изготовку, и его улыбка поблекла.
– Он все еще здесь? Мне казалось, ему надо на работу.
– До чего же я рад тебя видеть! – воскликнул я, опуская бутылку. – У тебя мой альбом. Верни, пожалуйста.
– Я… потерял его в суматохе, – промямлил Боб. – Понимаешь, его украли во время рейда.
Не слишком убедительно.
– Чушь собачья. Генри сказала мне, что альбом у тебя. Я видел, как ты его взял.
– Я говорила только, что он спас его! – простонала Генри.
– Ты сказала ему, что я взял пластинку? – зло глянул на нее Боб. – Она потерялась в суматохе. Кто-то украл ее.
– Чушь собачья! – крикнул я, вновь поднимая бутылку.
Боб выхватил ее из моей руки.
– Давайте сначала выпьем.
Он хлебнул прямо из бутылки и скривился.
– Что за дрянь? Какое-нибудь ковбойское виски?
– Не важно, – сказал я. Вручил Генри стакан и потянулся за бутылкой. – Где мой альбом? Ты украл его.
– Украл? – переспросил Боб обиженно. Или, может, виновато. – Не совсем. Черт, постараюсь объяснить. Только дай мне минутку.
Он снял шапку и с глубоким вздохом утонул в кресле. Лысый, в помятой одежде. Он снова хлебнул. Потом увидел Гомер.
– Что с собакой в тележке? – Не увиливай, – сказал я. – Ты украл мой альбом.
– Ты принес мне таблетки? – спросила Генри, посасывая виски.
Хотя она все еще жаловалась, я видел, что ей стало лучше. Синие птицы вернулись.
– Альбом не твой, – ответил Боб. – И не надо изображать из себя попранную невинность. Именно ты взял его из сумки. – Прежде чем я успел ответить, он повернулся к Генри. – Таблетки у меня дома, но я не могу туда попасть. Думаю, за мной следят. Знаю, что следят. К тому же, по-моему, у тебя достаточно таблеток.
– Мне пришлось принять слишком много на неделе. Снова начались боли.
– Не следует принимать больше, чем одну в день. Не так уж благотворно они влияют на здоровье.
– Я хотел только раз послушать альбом, – оправдывался я, глотая виски. – Вот и все. Мне надо вернуть его, или я потеряю работу. Кому ты его продал?
– Я не могу тебе рассказать, – заупрямился Боб. – На самом деле я вообще ничего не могу тебе рассказать, кроме того, что не продавал его кому бы то ни было. Я оказал услугу.