Старица
Шрифт:
Не будут - Бог с ними.
*
Л Ь В Е Н О К
Легкая для ходьбы лесная дорожка - это радостная для ребенка тропинка под горку.
И вот она наконец-то приводит нас к цели - оказываемся перед гениальным творением Николая Александровича Львова. Этот "дом с животиком" (сосем как у дома Пашкова в Москве) окружают со всех сторон трепетные голубые ели словно юные балерины.
В нем, в этом доме, чтобы подняться на второй этаж и увидеть потрясающие душу русские дали,
Дом "чудовищно элегантен".
Но сейчас заходить вовнутрь с мороза кажется неразумным. Отложим это удовольствие до следующего раза, до нового посещения.
Стоя со стороны реки на холме близь усадьбы, хочется кричать что есть силы, прочищая легкие и срывая криком пласты снега с тяжеленных еловых ветвей.
О-го-го-го-го-го-го-го-го-го !
Э-ге-ге-ге-ге-ге-ге-ге-ге-ге-ге !
Обернулся - усадьба за эти минуты успели врасти в землю на глубину в пол-окна.
*
НА МОРОЗЕ
Издавна на Руси особенно любят вот такой, перехватывающий дыханье морозец.
Люди становятся похожими на рыб, жадно глотающих воздух.
Прикрывают рты рукавицами и спешат по домам - к теплу.
Упавший ночью белоснежный, вязаной шерсти покров надежно скрыл все грехи прошедшего дня: дела и помыслы среди такой красоты - чисты и без изъянов.
По елью остатки вчерашнего пира: расшелушенные белками и клестами шишки. Все это медленно скрывается под всепоглощающим снегом, который падает с мерным звуком шелестящей фольги.
А вот эта веточка только чуть-чуть неосторожно высунулась на тропинку расправа с ней была коротка и жестока. Отщепенку тут же пригнули к земле. Хорошо, хоть не надломили. В жизни, гораздо чаще - именно так и бывает.
Издалека донесся треск иззябнувшегося дерева.
И снова все замерло и забилось под белое богово одеяло.
Где-то тихо вскрикнула птица, и вновь почудилось невидимое движение под сенью Бора. Как в незабвенной детской игре "замри-отомри".
И сердце почему-то подскуливает одиноким щенком.
К вечеру внезапно загудел-забуянил за промытым окном ветр-ветрило. Вышел через минуту на балкон - тишина. Только сыплет роскошный снег, бриллиантовый вокруг фонарей.
Видно, я этот ветер нечаянно, незаметно спугнул.
Снова - безлунная тишь.
И как раз
вот тут-то
кто-то как...
*
ЛИПОВЫЕ ОРЕШКИ
На белоснежной простыне под старой липой черным-черно от "мышиных хвостиков". На самом деле так прячутся под снежным покровом от нескромного взгляда и прикосновения липовые орешки - великолепное лесное лакомство.
Веточки слабых, полупустых орешков стелятся по насту и быстро тонут в снегу. Они не встают, словно ванька-встанька, хвостиком
Потянешь за этот хвостик - а там не мышка, а зонтик, под которым разместилась целая семейка самых ядреных орешков. По вкусу - будто кедровые ядрышки, но толь гораздо слаще и не такие жирные.
За ветреную ночь под липу нападает тьма этих зонтиков.
С удовольствием каждую зиму грызу эту мою "липовую радость". Как когда-то, в незабвенном Вороново.
А порою потянешь за самый толстенький хвостик - и вытащишь... Нет, не мышку, а всего лишь пустой зонтик.
Значит добыча в этот раз сорвалась, а улов остался под снегом или достался более удачливому рыбачку.
*
СЕРЕБРЯНОЕ СОЛНЦЕ
Хмурое зябкое утро.
Наш продрогший за зиму Бор весь напрягся и затаился.
Небо затянуто плотною шторой.
Среди поскрипывающих молчаливых деревьев даже просто гулять как-то зябко и неуютно.
Да и на душе почему-то неясно-тревожно.
Но вдруг сквозь ветви елей, и раз, и другой мелькнуло призрачное видение.
Нежданно-негаданное солнце.
Оно было не ярче луны в полнолуние.
Серебряно-платиновое, слегка погнутое и пульсирующее светило. А от него - серебряные широкие лучи "крестом".
Словно Таинственный Знак замерзающим, потерявшим тропинку в зимнем, замерзшем Бору.
Даже и не дыхание неизбежного будущего тепла.
Просто - волнующее предчувствие весны.
*
ТИХИЙ ДЕНЬ
Тихий, погожий день - день особенный.
Он благостен, грустен, застенчив.
Шаловливый ветерок пытается прокрасться краем опушки.
Но ели стоят, крепко сцепив ветви, и дерзкий незваный гость тут же метнулся к более доступной, безответно-покорной реке.
Слышно, как в Бору у самых больших деревьев трещат-постреливают от мороза стволы. И возникает волнующее чувство, скорее пред-чувствие, что это где-то рядом лениво ворочается медведь-лежебок.
Бор завален снегом больше, чем по колена. Какая-то снежная пустыня. Но пустыня опустошает входящего. А эта - питает душу сытно и вволю.
Останавливаюсь и долго-долго стою неподвижно. И внезапно Бор оживает. Принимая меня за диковинное дерево или камень, не обращая на этот "пень с руками" внимания, живые существа осторожно начинают свое таинственное движение.
И вскоре вокруг меня уже вращается целая лесная вселенная. Бор принял и понял меня.
Всем сердцем хочу, чтобы эти негромкие слова, вышепнутые о русской природе, о ее нежной беззащитности и покорности, стали бы близки всем и в то же время были восприняты каждым сердцем в отдельности как что-то очень личное, сокровенное, предназначенное только ему.