Старик Хоттабыч (илл. Ротова)
Шрифт:
Из дверей Волькиной комнаты высунулся Хоттабыч. Он укоризненно прошептал:
— Почему ты, Волька, беседуешь с твоим и моим лучшим другом Женей ибн Колей в прихожей? Это неучтиво. Не лучше ли было бы, если бы ты пригласил его к себе в комнату?
— Да как он войдёт сюда, если он сейчас у себя дома?
Хоттабыч обиделся:
— Не понимаю, что побуждает тебя насмехаться над старый и любящим тебя джинном! Мои уши никогда ещё меня не обманывали. Я только что слышал, как ты беседовал с Женей.
— Да я с ним по телефону разговаривал, понимаешь
Они вышли в прихожую, Волька снял телефонную трубку с рычажка, быстро набрал знакомый номер и сказал:
— Будьте любезны, позовите, пожалуйста, Женю.
Затем он передал трубку Хоттабычу:
— На, можешь поговорить с Женькой.
Хоттабыч осторожно прижал трубку к уху, и лицо его расплылось в растерянной улыбке.
— Ты ли это, о благословенный Женя ибн Коля?.. Где ты сейчас находишься?.. Дома?.. А я думал, ты сидишь в этой чёрной трубочке, которую я держу у своего уха… Да, ты не ошибся, это я, твой преданный друг Гассан Абдуррахман ибн Хоттаб… Ты скоро приедешь? Да будет, в таком случае, благословен твои путь!..
Сияя от восторга, он возвратил трубку ухмыляющемуся Вольке.
— Поразительно! — воскликнул он. — Я беседовал, даже не повышая голоса, с отроком, находящимся от меня в двух часах ходьбы!
Вернувшись в Волькину комнату, Хоттабыч хитро оглянулся, щёлкнул пальцами левой руки, и на стене, над аквариумом, тотчас же помялось точное подобие телефона, висевшего в прихожей.
— Теперь ты сможешь сколько угодно беседовать с друзьями, не покидая своей комнаты.
— Вот за его спасибо! — с чувством промолвил Волька, снял трубку, прижал её к уху и долго тщетно прислушивался.
Никаких гудков не было слышно.
— Алло! Алло! — крикнул он.
Он встряхнул трубку, потом стал в неё дуть. Гудков всё равно не было.
— Аппарат испорчен, — объяснил он Хоттабычу. — Сейчас я открою крышку. Посмотрим, в чём там дело.
Но коробка аппарата, несмотря на все усилия Вольки, никак не открывалась.
— Он сделан из цельного куска самого отборного чёрного мрамора! — похвастался Хоттабыч.
— Значит, внутри там ничего нет? — разочарованно спросил Волька.
— А разве внутри должно что-нибудь быть? — забеспокоился Хоттабыч. — Вроде как в тех часах?
— Ну да, в таком случае понятно, почему этот телефон не действует, — сказал Волька. — Ты сделал только макет телефона, без всего, что полагается внутри. А внутри аппарата как раз самое главное.
— А что там должно быть, внутри? Особая начинка? Такая как в часах? Колёсики всякие? Объясни, и я тотчас же сделаю всё, что необходимо.
— Не как в часах, а совсем другая. Но этого так просто не объяснишь, — важно ответил Волька. — Для этого нужно сначала пройти всё электричество.
— Так научи же меня тому, что ты называешь электричеством!
— Для этого, — вдохновился Волька, — для этого нужно ещё раньше пройти всю арифметику, всю алгебру, всю геометрию, всю тригонометрию, всё
— Тогда обучи меня и этим наукам.
— Я… я… я сам ещё не всё это знаю, — признался Волька.
— Тогда обучи меня тому, что ты уже знаешь.
— Для этого потребуется много времени.
— Всё равно я согласен, — решительно ответил Хоттабыч. — Так отвечай же, не томи меня: будешь ли обучать меня наукам, которые дают каждому человеку такую чудесную силу?
— Только чтоб аккуратно готовить уроки! — строго отвечал Волька. — На, покуда почитай газету, а я сбегаю по одному дельцу.
Он сунул Хоттабычу свежий номер «Пионерской правды» и уехал в школу.
Светло-серое здание школы было непривычно пустынно. Только в кабинете на первом этаже директор, заведующий учебной частью и Варвара Степановна о чём-то толковали, да двумя этажами выше гулко раздавались весёлые голоса маляров и штукатуров: начинался летний ремонт.
— Ну, дорогая Варвара Степановна, что же вам пожелать, — улыбнулся директор, — такому отпуску можно только позавидовать. И надолго это?
— Кажется, на месяц или что-то около этого.
Волька обрадовался, что Варваре Степановне хоть месяц не будет грозить опасность попасться на глаза Хоттабычу. Фу, хоть бы скорее она уезжала!
— А-а-а, хрустальный купол небес! — шутливо приветствовал директор Вольку. — Ну, как, выздоровел?
— Выздоровел, Павел Васильевич. Я совсем здоров.
— Ну вот и отлично! Подготовился?
— Подготовился, Павел Васильевич.
— Ну что ж, давай, в таком случае, потолкуем.
Они толковали по всему курсу географии за шестой класс. Если бы Волька догадался засечь время, он убедился бы с удивлением, что беседа продолжалась почти двадцать минут. Но он не имел времени смотреть на часы. Ему казалось, что директор недостаточно подробно его спрашивает, ему хотелось на каждый вопрос отвечать пять, десять минут. Он испытывал томительное, и в то же время блаженное чувство ученика, который знает предмет назубок и больше всего боится, как бы это не осталось не замеченным теми, кто его экзаменует. По лицу Варвары Степановны он давно уже видел, что та довольна его ответами, и всё же, когда Павел Васильевич наконец сказал: «Молодец! Теперь видно, что тебя не зря учили», Волька почувствовал, как по его телу пробежал приятный холодок, а его веснушчатая физиономия, помимо его желания, расплылась в такую широкую улыбку, что и директор, и завуч, и учительница географии тоже заулыбались.
— Да, — сказал завуч, — сразу видно, что Костыльков серьёзно поработал, по-пионерски.
О, если бы директор, Варвара Степановна и завуч знали, в каких неслыханно трудных условиях пришлось Вольке готовиться к этой беседе! Как он хитрил, прятался, бегал от Хоттабыча, чтобы иметь возможность спокойно засесть за учебник географии, какие необыкновенно трудные преграды, сам того не ведая, ставил ему Хоттабыч всё это время! Насколько возросло бы тогда их уважение к успехам, достигнутым Костыльковым!