Старики и бледный Блупер
Шрифт:
Паркер отходит подальше.
Как у меня заведено, отдаю честь Скотомудиле, чтобы снайперы, которые могут тут обретаться, решили, будто он офицер, и пристрелили его, а не меня. С тех пор как я нарисовал сверху на каске красное мишенное яблочко, я стал немного всего шугаться.
Скотомудила отвечает на мое приветствие, сплевывает и улыбается.
– Ну, ты и комик, сукин ты сын. Конкретный клоун.
– Сочувствую, – отвечаю я.
Топаем дальше
Почти неслышное "щелк" вдруг доносится откуда-то и отовсюду сразу.
Птица устраивает истерику. Еще одна заливается над головой. И огромная масса птиц перемещается в гуще листы.
Алиса замирает и прислушивается. Он поднимает правую руку и сжимает ее в кулак.
"Внимание!"
Я бросаюсь на землю. Все мое тело изнемогает от тысячи природных мук, наследья плоти, когда каждая жилка каждого мускула умоляет не шевелиться, но ты решаешься и превозмогаешь эти возражения силой воли, которая сильнее мускулов, и насильно заставляешь тело сделать еще один шаг, потом еще шаг, еще всего один лишь шаг…
Ковбой оценивает ситуацию. Потом командует:
– Ложись!
Дрожащие тени валятся на палубу по мере того, как приказ Ковбоя эхом передается от одного к другому назад по тропе.
Я говорю Ковбою:
– Брат, я так надеялся, что меня сейчас снайпер щелкнет, чтоб хоть какая-то польза от моего падания была. Я, типа, думаю, это кино мне не понравится…
Ковбой внимательно наблюдает за Алисой.
– Джокер, хватит чушь пороть.
Стоя на коленях, Алиса изучает тропу на несколько ярдов впереди себя, где еще можно что-то разглядеть. Дальше тропу заглатывают гладкие, темно-зеленые тропические растения. Алиса внимательно и очень медленно осматривает кроны деревьев. "Что-то здесь не так, брат".
– Точно так, Ковбой. У меня все мандавохи разорались: "Все за борт! Все за борт!"
Ковбой не отвечает, не отрывая глаз от Алисы.
– Нам надо вперед, Темень.
Джунгли молчат, слышно лишь поскрипывание крышки – кто-то фляжку открывает.
– Прибежал, сиди и жди. Прибежал, сиди и жди. – Алиса смахивает с бровей пот. – Вот чего я больше всего хочу, так это вернуться на высоту и выкурить с тонну дури. В смысле – ты уверен, что здесь безопасно? Я … Подожди! … Что-то было.
Тишина.
– Птица? – говорит Ковбой. – Или ветка упала. Или…
Алиса покачивает головой.
– Может, так… Может… А может – затвор передернули.
Голос Ковбоя становится суров:
– Маньяк ты, Темень. Тут гуков нету. И еще километров четыре-пять не будет. Мы должны идти вперед, а то гуки успеют засаду выставить. Ты же знаешь…
Донлон подползает к Ковбою, не отрывая трубки от уха.
– Одинокий Ковбой, Дед запрашивает отчет о нашей дислокации.
– Двигай вперед, Темень. Я не шучу.
Алиса закатывает глаза.
– Ну, ноги, давайте в путь.
Алиса делает шаг, останавливается.
– Весело,
Говорю своим фирменным голосом Джона Уэйна:
– После Вьетнама о войне будут плохо думать.
Папа Д. А., который идет замыкающим Чарли, отзывается:
– Эй, Мистер Вьетнамская война, мы тут участок под ферму забьем?
Ковбой обрывает:
– Заткнуться всем на хрен.
Алиса мнется, что-то бормочет, делает еще один шаг вперед.
– Ковбой, старина, может, старые солдаты и не умирают, но молодые – наверняка. Непросто изображать из себя черного Эррола Флинна, понимаешь? Я вот точно решил – если мне за весь этот маразм, которым я тут занимаюсь, не дадут Почетную медаль Конгресса, я Мистеру Эл-Би-Джею пошлю фотографию своей черной сраки, восемь на десять, а на обороте напишу, каково…
Алиса, наш головной, трогается в путь. Он расслабленной походкой выходит на маленькую полянку.
– Я что имею в виду…
Бах.
От выстрела из снайперского карабина Алиса подпрыгивает и застывает, вытянувшись в струнку, как по стойке смирно. Его рот открывается. Он оборачивается, чтобы что-то сказать. В глазах – безмолвный крик.
Алиса падает.
– Ложись!
Бросаюсь на землю – вот сейчас…
– О-о-о, не…
Лицом – в черную землю. На земле – мертвые листья.
– Алиса!
– Что за…?
Мокро как. Локти оцарапал.
– Темень!
Глаза глядят, глядят… Не видят ничего.
– О-о-о… Б-л-л-л…
Ждем. Ждем.
– Э, как ты…
Тишина.
Мне становится страшно.
– Алиса!
Алиса не шевелится, и я поджимаю коленки, стараюсь сделаться маленьким-маленьким, и у меня такое ощущение, что вся задница выворотилась наизнанку, и я думаю о том, как было бы здорово, если б капеллан Чарли выучил меня всяким волшебным штукам, и я бы тогда залез в собственную жопу и спрятался, и я думаю: "Хорошо, что его, а не меня".
– Алиса!
Алиса, наш головной, ранен. Его огромные черные руки впились в правое бедро. Вокруг по палубе рассыпалась дюжина гуковских ног.
Кровь.
– Внимание по сторонам!
– Черт! – говорит Ковбой. Сдвигает "стетсон" на затылок и поправляет очки указательным пальцем. – Санитара!
Команда эхом проносится по тропе.
Док Джей взбирается в гору на четвереньках, как медведь, которому надо поспешать.
Ковбой машет рукой: "Давай сюда, Док".
Донлон хватается за щиколотку Ковбоя, тычет Ковбою трубку радиостанции.
– Полковник Трэвис у трубы.
– Пошел ты, Том. Занят я.
Ковбой и Док Джей ползут вперед.
Донлон говорит в трубку:
– Г-м, Внезапная смерть-6, Внезапная смерть-6, я Штык-Малыш. Как слышно? Прием.
Ковбой приостанавливается, бросает назад:
– Ганшипов. И медэвак.
Донлон говорит в трубку, вызывает Деда. Помехи. Трубка подвешена на проволочном крючке, который зацеплен за ремешок каски Донлона. Донлон нараспев произносит слова, будто читает заученную молитву. Донлон перестает говорить, прислушивается к сверчкам в трубке и кричит: