Старинные помещики на службе и дома. Из семейной хроники Андрея Тимофеевича Болотова (1578–1762)

Щепкина Екатерина

Архангелогородский полк квартировал все в том же прибалтийском краю, с которым так свыкались наши герои; вследствие этого среди солдат и особенно офицеров оказывалось очень много немцев; впрочем, встречались среди них и заправские россияне, не говорившие ни слова по-немецки. В начале царствования Елизаветы Петровны, когда, в силу реакции, так легко вспыхивало ожесточение против немцев, такое разнообразие в составе полка сильно усложняло командование. Самая сильная вспышка произошла в Финляндии именно в то время, когда Архангелогородский полк был выдвинут в числе прочих против Швеции, под общим командованием болотовского однополчанина Кейта.

Время и нравы были еще весьма грубы, в обществе не сложилось еще никаких прочных отношений, а потому, если мы и откинем кое-что из хвалебных отзывов сына об отце, зная заранее, что сын не любит распространяться о темных сторонах бытия человеческого, но и не сочиняет своих отзывов, нельзя не признать почтенных достоинств командира и человека, каким рисуется в записках Тимофей

Петрович. В звании полковника он прослужил все последние 10 лет своей жизни (умер в 1450 году); он отлучался от полка только раз – на все время второй ревизии, когда

заведовал переписью населения Псковской губернии и разъезжал по ее уездам. Достигнув самостоятельного положения, Болотов является вполне самим собой, сложившейся цельной личностью. Не обладая никакими особыми талантами, это лучший тип из средних людей, добросовестный самоучка петровского образца, достигший возможного в его положении умственного развития; он отзывчив на все, что исходит из просвещенной среды, гибко поддается требованиям времени. Такие люди бывают прекрасными передатчиками между сталкивающимися культурными веяниями. Отлично прилаживаясь к немцам, полковник онемечился ровно настолько, сколько это считали полезным по традициям века реформ. За 10 лет службы в гвардии он дал немцам вволю мудрить над собой; ценил таланты и трудолюбие Миниха, де-Ласси, в ближайшем командире Густаве Бироне ценил внимание, преданность службе; охотно простил им педантизм и мучительную придирчивость. Но, избавившись от их гнета, он обратился к образцам юности и стал служакой дельным без педантизма, авторитетно строгим, но с воспитанностью и выдержкой, редкими и в иностранцах. В качестве чина крупного и самостоятельного Болотов уже не давал немцам спуску, если они пробовали над ним ломаться; против нарвского коменданта Штейна, не пропустившего его полк через крепость, он поднял целое дело. Он воспитался, жил и умер на службе, а потому знал ее «с фундамента» и был, прежде всего, деловит и практичен, содержал полк исправно, но вовсе не напоказ, без мелочности и щегольства, понемножку входившего в обычай при императрице Елизавете.

Продолжительное мирное время дало ему возможность ввести разные технические и эстетические усовершенствования; он завел мастерские и ремесла в полку, так что его солдаты сооружали целые рессорные экипажи. Большой любитель музыки, Болотов сам играл на «флейтузе», и его заботами полковые оркестр и хор были в прекрасном состоянии; кроме того, он устроил особый хор певчих из солдатских детей и писарей и комнатный оркестр из духовых инструментов – флейт и фаготов; его мягкими звуками он увеселял духовенство тех городов, где стоял; эта музыка так и называлась архиерейскою. Болотов-отец любил общество, умел сходиться с людьми и был гостеприимный хлебосол, несмотря на свои небольшие средства; эта общественная сторона его жизни любопытна тем, что некоторыми чертами уже напоминает нам XIX век – широкое гостеприимство, приемы командиров и всяких самостоятельных начальников, уменье соединять общество, входящие до сих пор в служебные обязанности высших чинов нашей провинции. Устраиваясь в городах с полком или один по особо важной командировке, как во Пскове по делам второй ревизии, он поступал сообразно с своим чином, делал обеды местному архиерею, воеводе и всем губернским чинам. Полковник не отказывал себе в обществе по обычным дням; несколько человек офицеров и местных помещиков, с которыми он всегда знакомился на всех стоянках, ежедневно бывали за его столом. Беседа с разумными иностранцами, говорит сын, была его любимым отдыхом. С остзейскими помещиками он беседовал о сельском хозяйстве, интересуясь им издали, прикованный к своему полку.

В книжном ящике, который разбирал Андрей Тимофеевич после смерти отца, нашелся рукописный перевод «Лифляндской экономии», отрывки истории этого княжества, свидетельствующие о том, что представитель поколения, воспитанного реформой, занимался всем, что могло заинтересовать русского на новой украйне. Ящик был полон книг, но сын запомнил только три-четыре заглавия из тех, которые оказались доступными его 12 годам: «Сокращенная история Курраса», «История походов принца Евгения», перевод «Истории Лифляндии» и «Лифляндской экономии». Не мешает сказать несколько слов о «Лифляндской экономии». Если она действительно переведена самим полковником, то перевод этот сделан им не случайно и не им одним. В русском обществе 30-х и 40-х годов прошлого века с наступлением более мирного времени появился, должно быть, интерес к немецкому сельскому хозяйству. В Москве в Румянцевском музее хранятся два рукописных экземпляра перевода этой экономии. Первый представляет прекрасно переписанную рукопись в лист с заглавием: «Лифляндская экономия, переведена с немецкого на российский язык химии профессором Ломоносовым. В С. П. 1747 г. С подлинной списана из дому баронов Черкасовых». Мы не нашли этого перевода ни в одном списке трудов Ломоносова; может быть, он был сделан для какого-нибудь лица и потом разошелся в списках по рукам. Во всяком случае, произведение, удостоенное подписи знаменитого академика, почиталось в свое время полезным для русской публики. Начало этого произведения – нравственно-догматического характера: оно трактует о должности христианской вообще, со ссылками на Священное Писание и поучает: «кто славен добродетелями, тот у Бога большой дворянин». Относительно образования ставятся идеальные требования: староста, приказчик или просто богатый землями крестьянин должен знать, кроме грамоты, по крайней мере тройное правило. Далее «Экономия» трактует о порядке сельских работ, о содержании усадьбы и зданий с такими подробностями, что даются советы и о выведении клопов. Последняя часть заключает всевозможные хозяйственные рецепты. По-видимому, рукопись Черкасовых – верный список с перевода, сделанный одной писарской рукой.

Другая рукопись представляет только перефразировку той же «Экономии»; она писана разными лицами в разное время, начиная со второй половины XVIII века, и кем-то приобретена в последний раз в 1826 году. Тут сельские хозяева прибавляли много своих собственных заметок; выписок из календарей, гадательных книг и проч. Видно, что «Лифляндская экономия» нравилась нашим помещикам.

Воспитание петровской эпохи сказывалось еще в полковнике Болотове его любовью к географии, к чертежам

и картам, во внимании, с каким он заботился о занятиях сына по этой части. Итак, повторяем, это был отрадный представитель средних людей своего времени. Чувство собственного достоинства, известная воспитанность приятно отличали его от современников и родичей⁶⁸; его серьезная деловитая внушительность была очень привлекательна для приятелей; его помнили, о нем прекрасно отзывались все, кто имел с ним дело, начальники и подчиненные, немцы и русские; сын много раз в этом убеждался. В сношениях с людьми, которых считал нужным держать в руках, он был суров и авторитетен; оба зятя, довольно пустые дворянские сынки, боялись его; дети почитали и любили; Болотов был хорош и справедлив с ними, а единственный сынок на правах своего положения был запросто с родителем, хотя знал, что тот строго взыскивал за лень и глупые шалости. Он умер в 1750 году на службе в Выборге, где стоял полк, и торжественно погребен в самой соборной церкви. При нем был тогда один 12-летний сын. Это событие сильно повлияло на его будущность: записанный восьми лет в солдаты, он успел получить только чин сержанта и должен был сам, без покровительства отца, выслуживаться в офицеры.

Тимофей Петрович оставил сыну 343 чети в поле земли в разных уездах, не считая клочка, приобретенного им в шацких степях, и не менее 60 крепостных душ; последнее число дает список офицеров Измайловского полка. К сожалению, ревизские сказки по Кашире первой и второй ревизии не сохранились до нашего времени, и потому нет возможности точно определить население родовых болотовских деревень; приходится прибегать к случайным указаниям документов разных времен. Для службы в гвардии, а затем для звания командира полка такое состояние было весьма незначительно, особенно при малодоходности каширских земель. Чтобы увеличить свои доходы, братья надумали завести деревеньку на степном просторе в Шацком уезде. Есть указание, что Тимофей у кого-то купил там всего 10 четей в поле; Матвей Петрович ничего не покупал, но они вместе заселили жалкий участок дворами; переводили ли они крестьян из других невыгодных деревенек или просто завлекли сюда бродивших беглых или вольных людей, неизвестно; только в 60-х годах на половину мемуариста здесь приходилось 10 дворов с 35 душами мужского пола. Кругом деревушки тянулась на десятки верст непочатая степь, покрытая ковылем, и на ней-то водворенные барским иждивением мужички пахали и косили вволю, сколько сил хватало; сами кормились и снабжали хлебом своих помещиков.

Вот вместе с 600 рублями жалованья состояние небогатого полковника, не касаясь неофициальных доходов; на это он жил хорошо, откладывал дочерям на приданое, платил 100 рублей с лишком в год за обучение сына в пансионе; но не возил всей семьи в Петербург: там содержание семьи было ему не по средствам, а лишних доходов он не брал. При всем своем хлебосольстве он обходился дома полковой прислугой, из крепостных держал при себе только троих людей. Семья радовалась, когда Архангелогородский полк стоял в остзейских провинциях; здесь, на мызах помещиков, имелись хорошие дома, отделанные чисто и с комфортом, с мебелью и гарусными обоями. На эти удобные квартиры Мавра Степановна выезжала заблаговременно, по хорошему пути, медленно перебираясь на своих подводах из уезда в уезд. Перед походом в Петербург или в Финляндию, где не было помещичьих усадеб, она отправлялась тем же путем в Дворениново.

Веселее всего жилось семье во Пскове, когда полковник заведовал ревизией. Там вышла замуж его старшая дочь, уже 20 лет от роду. Отец не торопился выдавать дочерей; он твердо решился не дробить своих имений и не определил им на приданое ни клочка земли и ни одного крестьянского двора; на хороших женихов в своем уезде поэтому нельзя было рассчитывать; приготовив им в приданое небольшую сумму денег да рухлядь, приходилось отпускать их куда-нибудь вдаль. Главной приманкой для женихов был чин отца и его слава как достойного человека и семьянина. Во Пскове нашлись знакомцы, которые рекомендовали дочку Болотова местному помещику Неклюдову; юноша был из самых простых недорослей, служил сержантом в рижском гарнизоне, но имел хороший достаток; чтобы остепенить его, родные искали не богатой невесты, а девушку из хорошей, строгой семьи. Свадьба устроилась. Болотов занялся карьерой зятя, перевел его к себе в полк и произвел в офицеры.

По поводу этой свадьбы в Псковской провинциальной канцелярии у крепостных дел была явлена сговорная запись. В ней сказано, что полковник благословил свою дочь Прасковью образом Казанской Божией Матери в серебряном окладе, дал деньгами 300 рублей да приданым шитьем на 300 рублей. Наряды модные, немецкие, и поражают только странными сочетаниями цветов. Самый нарядный туалет – шлафор [6] объяринный⁶⁹ зеленый на юбке такой же алой; второй шлафор алый, юбка голубая; полушлафор желтый полуобъяринный, а юбка зеленая тронценелевая; всего четыре шлафрока и три полушлафрока. Парадные материи здесь по большей части теже, какие мы видели на епанчах и телогреях XVII века.

6

Шлафор, шлафрок [нем. Schlafrock; устар.) – домашний халат. – Примеч. ред.

Выше перечислены туалеты показные, парадные. Обычная одежда тогдашних средней руки помещиц представляла смесь русского с немецкими образцами; дома носили бостроки или кофты со складками, шугаи, головы украшали низаными передками. У нашей невесты из повседневного наряда находим только канифасные балахоны. Имеются еще пять корсетов⁷⁰, один объяринный, два штофных; три головных убора кружевных, шесть шитых шапочек, лисья крытая штофом шуба⁷¹ и две пары соболей.

Золотых вещей мало, трое золотых серег, одна пара с алмазами, два кольца. Видно, жених действительно не смотрел на приданое; второй дочери на ту же сумму 600 рублей дали как будто больше. И той и другой определили по равному числу дворовой прислуги: один холостой слуга, одна степенная вдова для присмотра (наприданая нянька) и три горничные девушки.