Старинные рассказы. Собрание сочинений. Том 2
Шрифт:
КЛАДОИСКАТЕЛИ
Ермил Макаров, крестьянин села Ендово-Ендовищи, поднимал целину у самой опушки и норовил запахать до корней, пока можно. Вообще в этом рассказе, старонародническом, маркизов не будет — исключительно мужики. Отец Афанасий и дьякон Вукол — те же, в сущности, мужики, хотя дьякон, обладая редкой памятью, считал себя начетником и любил сыпать цветами из кондаков, икосов и тропарей; никогда не говорил «девица» или «девка», а выражался «неискусобрачная» — в противоположность «бракокрадованным», «божественный бисер произведшим». Так вот, Ермил Макаров, шлепая лаптями за сохой, дошел до поворота и тут увидал, что в отвороченном пласте сверкнул какой-то кругляшок. Он
Учитель Павел Логвинович не отличался широтой образования, но все же сообразил и указал Ермилу, что его находка — серебряная монета старых времен, а какая и сколько может стоить — скажут только люди сведущие, городские. Монета была полустерта, на одной стороне путаница, на другой вроде рожи. Коротко говоря, в городском музее за эту монету дали два рубля — деньги неслыханные. Нечего и говорить, что в том месте, где была найдена монета, Ермил Макаров рыл потом лопатой часа три в разных направлениях, не попадет ли еще, но ничего не оказалось. Стали ковырять землю и другие на своих полосах — ничего! Попадали ржавые зубья от бороны, встречались черепки от горшков — толку никакого.
Старики вспомнили, что близ Ендово-Ендовищ кем-то когда-то был найден клад. Но тот человек знал всякие заклинания и умел раздобыть цвет кочедыжника и плакун-траву. Клады зарывались разбойниками и всегда с зароком. Если, например, положен зарок на сто голов воробьиных, — то столько воробьиных голов и подай, иначе ничего не добудешь. А как знать, на что положен зарок? Без этого знания можно добыть только такой клад, который присушился, то есть начал выходить наружу огоньком. Этот огонек и есть цвет кочедыжника, и срывается он только под Иванов день с особыми заговорами. Подробности известны: папоротник цветет ровно в полночь, и если не успеть тот цветок сорвать, то им овладеет нечистая сила. Значит, нужно прийти раньше, очертить круг и ждать, а главное — быть равнодушным ко всем штучкам нечистой силы, и к запугиванью, и к залащиванью, и к кружению головы. Этого простой человек не выдерживает, и пословица говорит: «Клад добудешь, да домой не будешь». Но если какой пропащий человек решится и добудет цветок, то с его помощью он может и найти клад, и, что очень важно, разорвать любые железные двери, устроенные разбойниками для охраны клада.
Когда же появился в селе бывший солдат, служилый человек, никакого страха не знавший и побивший на своем веку множество неприятеля, то дело приняло оборот серьезный. Во главе кладоискателей стал кавалер Никанор Прохоров, отставной воин; часть хозяйственная осталась за Ермилом Макаровым, земля которого, по-видимому, кладами изобиловала; третьим в это дело ввязался старый Герасим, из бывших крепостных, тем знаменитый, что знал всякие заклинанья и заговоры, а сверх того уверял, что есть у него корешок плакун-травы, без которой и приступать к делу не стоит.
Дело велось в строгой тайне, иначе говоря — знали о кладе все бабы, а самый клад исчислялся приблизительно в «мельон», а на «мельон», как известно, можно поставить два сруба, купить самовар, двух коров, сапоги и гармонию, и даже еще останется на черный день. Установлено было и происхождение клада: его закопал в землю с зароком на тыщу лет знаменитый разбойник Лександра Македонов, проживавший во оны времена в Ендово-Ендовищах.
Интересовался кладом и дьякон, отец Вукол, и имел на этот счет бурю внутре помышлений сумнительных. С одной стороны, напрасное буесловие и законопреступная корысть, но, с другой стороны, все может быть, и зря достанутся деньги неразумным мужикам, которые живо их пропьют. Отец Афанасий, священник, укорял дьякона за любопытство и разговоры:
— Грешишь, дьякон! Достойно ли духовного сана повторять бабьи глупости?
— И однако, отец Афанасий, случалось, что
— Находили случайно, а не чернокнижием.
— Сказано, отец Афанасий: книги разгибаются и тайная являются. Не все книги черные, а если, заместо чарований, подойти с молитвою…
— Еще сказано: Иуда злочестивый сребролюбием недуговав омрачашеся. Болтаешь про молитву, а сам дьявола тешишь. Скажи лучше: Боже, очисти мя, грешного, — двенадцать раз и толико же малых поклонов.
И однако, такие увещания плохо действовали на дьякона Вукола. Как-никак, а ведь обрел же пахарь Ермил Макаров землею восхищенную драхму и получил за нее два рубля! Ежели же теперь милосердный Отверзитель пожелает отверзнуть толкущим, иже под землею скрыша, — не будет ли сие предложением обещания и надежды исполнением? Прямо войти в компанию кладоискателей никак дьякону невозможно, даже в качестве светоподательна светильника сущим во тме неразумия. Но понаблюсти следует, чтобы на случай какого несчастия вовремя вступиться и сокрушить демонов немощные дерзости и всякий дьявольский ядовитый прилог. Одним словом, только из простого человеколюбия, а никак не из корысти порешил отец дьякон тайно разузнать о дне и часе, чего и достиг, угостивши старого Герасима, владельца корня плакун-травы и соучастника предприятия.
Люди малосведущие думают, что клады можно отрывать только в ночь на Ивана Купалу. [261] Тут — недоразумение! В эту ночь цветет папоротник и ходят добывать его цвет. А раз этот цвет или корень плакун-травы добыт раньше, то любая ночь годится для поисков клада.
Ночь была выбрана вполне подходящая — теплая и лунная. Вечер кладоискатели просидели в кабаке, к ночи пришли на опушку леса, захватив все необходимое: два заступа, мешок, краюху хлеба и две бутылки водки. Костра не разложили, чтобы не привлечь чьего внимания. Солдат был пьян, но крепок, Ермил Макаров на ногах стоял плохо, а старый Герасим от других не отставал, повторял для памяти слова заговора на плакун-траву. Корешок был у него за пазухой, но самому корешку он не очень доверял, потому что не был уверен в его подлинности: мало ли какой корешок можно найти на дороге! Но заговор помнил хорошо и повторял про себя часто.
261
В просторечии в Иванов день, то есть с 23 на 24 июня по старому стилю, во время праздника летнего солнцестояния. Иван Купала — народное название праздника рождества Иоанна Крестителя.
Время знали по звездам. И когда подошло к полночи, растолкали заснувшего Ермила и пошли на отмеченное место — то самое, где была при пахоте найдена монета.
Тут двое стали копать, а Герасим, на корточках у ямы сидя, держал корень в кулаке и повторял без перерыва:
— Плакун, плакун, плакал ты много, выплакал мало, не катись твои слезы по чисту полю, не несись твой вой по синю морю, будь ты страшен злым бесам, полубесам, старым ведьмам киевским, а не дадут тебе покорища, утопи в слезах, а убегут от твоего позорища, замкни в ямы преисподние. Будь мое слово при тебе крепко и твердо. Век веком!
И вот, верьте не верьте, как только сказал он это «Век веком!» в десятый или двадцатый раз, — стукнули обе лопаты во что-то твердое, так что земля дрогнула. И солдат крикнул:
— Стой, ребята, сандук!
И, как всегда в таких случаях бывает, — вышла суматоха. Ермил спьяна заголосил, Герасим полез в яму, а солдат едва не отхватил ему заступом ногу. Отрезвев сколь можно, Ермил заявил, что земля его, значит, его будет и главная доля, солдат же потребовал, чтобы делить пополам. Но, видно, забыли, что всему делу подмога — Герасимов корень.