Старо-новый диван. Книга стихов // черновики и наброски.(2004-2012)
Шрифт:
Я люблю тебя в зеленом.
Ветви зелены. Ветер зелен.
Чёлн, раскачиваемый морем.
Конь, оставленный на склоне.
Ниже талии скрыта тенью,
На балконе она мечтает:
Зелень локонов, зелень пальцев,
Мельхиор холодного взора.
Я тебя полюбил в зеленом
Под луной, цыганской луною.
На нее глазеют предметы.
Им она ответить не хочет.
Зелень, вот что люблю я: зелень.
Иней.
Звезды ходят сумрачной ночью,
Отворяют врата рассвету.
Чу! Смоковницу ветер треплет.
Чу! Наждачные ветви трутся.
Холм свернулся хитрою кошкой,
Ощетинился, как агава.
Некто близится — кто? откуда?
Вот сидит она на балконе,
Руки, волосы — вся в зеленом,
Грезит морем, горечью моря.
— Слушай, кум, я коня меняю
На очаг, на кров ее дома,
Упряжь — на зеркала меняю,
Нож — я на шаль ее меняю.
Кум, я иду от самой Кабры.
Там я прятался. Кум, я ранен.
— Будь, малой, на то моя воля,
Быстро б дело это решилось.
Да уж я-то — не я, и дом-то
Мой — не мой: ни меня, ни дома…
— Кум, позволь умереть пристойно,
На голландском белье, в покое,
У себя, на стальных пружинах,
На своей умереть постели.
Иль не видишь? Рана — до горла.
От ребра истекаю кровью.
— Триста роз темно-багровых
Сорваны на твою рубаху.
Кровь струится, ткань набухает.
Кровью фаха твоя пропахла.
Жаль, уж я — не я, да и дом-то
Мой — не мой: ни меня, ни дома…
— Дайте ж мне хотя бы подняться
До высоких перил балкона!
Ах, пустите, дайте подняться
До балкона перил зеленых,
До опор, луной озаренных,
Где вода гремит по железу.
Поднимаются два цыгана,
Поднялись к высоким перилам.
След их кровью мечен, слезами.
Смочен след их слезами, кровью.
Фонари под кровлей дрожали
Черепичною жестяные,
Тамбурины сонмом хрустальным
Отворяли рану рассвета.
Так тебя я люблю: в зеленом.
Ветви зелены. Ветер зелен.
Поднялись гитаны к перилам.
Налетел приветливый ветер,
Редкой смесью уста им обдал
Базилика, горечи, мяты.
— Кум! Да где ж она? Ну, скажи мне!
Где твоя девчонка шальная?
Та, что здесь тебя ожидала
Ночь за ночью — и снова будет
Ждать, свежа и черноволоса,
У зеленых перил балкона...
На недвижной воде зеркальной
Чуть покачивалась цыганка.
Зелень локонов, зелень тела,
Серебро холодного взгляда.
На поверхности водоема
Месяц держит
Ночь внимательна и уютна,
Как опрятный семейный дворик.
Ночь приветлива. С пьяным криком
В двери дома ломится стража.
Знай: люблю я тебя — в зеленом.
Ветви зелены. Ветер зелен.
Чёлн волной морскою качаем.
Лошадь брошена на вершине.
(7 октября 2008)
* * *
Я в рифму говорил. Занятная напасть.
Отчасти страсть она, отчасти власть
Конкистадора и головореза,
Отчасти слабость, мука и аскеза.
Но лестно повторить: высокая болезнь,
И рифма там не спесь, как чудится, а песнь...
Родился я и жил средь мертвого народа,
И он мертвел, дичал всё больше год от года,
И средь него я дом построил на песке:
Я в рифму говорил на мертвом языке.
18 сентября 2008
* * *
Вот уж много лет во сне
Сходит изредка ко мне
Собеседница, с которой
Счастлив я наедине.
Чаще я не вижу снов.
Скуден этот мир, ненов.
Но милей ее улыбка
Всех Голконд и галунов.
Вот и снова в долгом сне
Снизошла она ко мне —
Собеседница, с которой
Счастлив я наедине.
Жизнь моя не удалась.
Мука с мукою сошлась.
Но счастливейший из смертных
Не отринет эту власть.
Если я умру во сне,
Верю, явится ко мне
Собеседница, с которой
Я бывал наедине.
2008
* * *
Вы оба слева: сердце и ты.
Мы любим, преодолев
Оковы тягостной правоты.
Когда я не прав, я лев.
12 октября 2007
ИЗ ДИЛАНА ТОМАСА
And death shall have no dominion.
Ты, смерть, потеряла над нами права!
Погибшие, все вы сольетесь
С единственным — с тем, на ветру, под луной.
В морях, под ветрами, растаял ваш прах,
Но вы торжествуете в звездных садах.
Безумные, вас оправдают.
Почившие, выйдете вы из пучин,