Старомодное будущее
Шрифт:
– Великолепно.
Критик запустил руку в карман и, к удивлению Эдди, извлек из него нож. Щелкнув ногтем большого пальца. Критик выщелкнул лезвие. Сверкающий клинок с помощью фрактализации превратили с настоящую пилу; даже на самих зубьях имелись крохотные зазубрины. Это был складной нож размером с палец и острым как бритва лезвием длиной в руку.
Под неотразимой вспарывающей лаской ножа прочная обложка книги разошлась с тихим треском взрезанной ткани. Ловким движением из-под переплета Критик выдернул тонкий и мерцающий диск-накопитель. Книгу он положил на стол.
– Вы это прочли?
– Диск?
– Эдди пустился в импровизацию.
– Я решил,
– И верно решили, но я имел в виду книгу.
– Думаю, она немало потеряла при переводе.
Критик вопросительно поднял брови. Брови у него были темные и густые, с глубокой складкой между ними, а под ними поблескивали запавшие серо-зеленые глаза.
– Вы читали Канетти в оригинале, мистер Дертузас?
– Я имею в виду перевод между веками, - сказал Эдди и рассмеялся. После прочтения у меня остались одни лишь вопросы... Вы могли бы ответить на них, сэр?
Пожав плечами, Критик отвернулся к ближайшему терминалу. Это был компьютер ученого, наименее обветшалая машина во всем офисе. Он нажал последовательно четыре клавиши; си-ди-ром завертелся и выплюнул диск. Критик протянул диск Эдди.
– Все ответы вы найдете здесь, во всяком случае, те, какие я могу дать вам. Полное собрание моих сочинений. Прошу вас, возьмите диск. Скопируйте его и отдайте кому пожелаете, разумеется, с указанием копирайта. Стандартная академическая процедура. Уверен, этикет вам известен.
– Большое спасибо, - с достоинством отозвался Эдди, убирая диск в сумку.
– Разумеется, у меня уже есть ваши труды, но я рад получить исправленное и дополненное издание.
– Мне говорили, за экземпляр собрания моих сочинений можно получить чашку кофе в любом кафе Европы, - раздумчиво произнес Критик и, вставив закодированный диск, нажал еще несколько клавиш.
– По всей видимости, цифровое отоваривание еще не вышло в тираж, даже в литературе...
– Он уставился на экран.
– Чудненько. Я знал, что мне еще понадобятся эти данные. И уж конечно, мне не хотелось бы держать их у себя дома.
– Он улыбнулся.
– Что вы собираетесь делать с этими данными?
– решился спросить Эдди.
– Вы правда не знаете?
– ответил вопросом на вопрос Критик.
– И вы из ЭКоВоГСа, группы, кичащейся всепожирающим любопытством? Что ж, думаю, это тоже стратегия.
Он нажал еще несколько клавиш, потом откинулся на спинку кресла и вскрыл пачку сигарет.
– Какой стратегии?
– Новые элементы, новые функции, новые решения - я не знаю, что есть "культура", но я точно знаю, что делаю я.
Критик медленно затягивался, брови его сошлись у переносицы.
– И что же это?
– Вы хотите спросить, какова скрытая концепция?
– Он помахал сигаретой в воздухе.
– У меня нет "концепции". Борьбу нельзя низводить до одной простой идеи. Я возвожу здание мысли, которое не должно быть, не может быть низведено до единой простой идеи. Я возвожу структуру, которая, быть может, наведет на мысль о "концепции"... Сделай я большее, сама система пересилит культурное окружение... Любая система рационального анализа должна существовать внутри крепкого и слепого тела человеческих масс, мистер Дертузас. Если какой-то вывод мы и сделали из опыта двадцатого века, то это он по меньшей мере и есть.
– Критик вздохнул, выдохнув облачко ароматного медицинского тумана.
– Я сражаюсь с ветряными мельницами, сэр. Это долг... Часто это приносит боль, но одновременно приносит тебе невероятное счастье, поскольку ты понимаешь, что у тебя есть друзья и враги и что ты
– О каких врагах вы говорите?
– Здесь. Сегодня. Новое дата-сожжение. Это была необходимая стадия формального сопротивления.
– Здесь нехорошее место, - взорвалась Сардинка, или, точнее, Фредерика.
– Я понятия не имела, что именно это наша сегодняшняя явка. Ни о какой безопасности здесь не может быть и речи. Жан-Артур, вы должны немедленно уйти отсюда. Вас тут могут убить!
– Дурное место? Ну разумеется. Но здесь столько мегабайтов на службе добра и на службе тех, кто творит добро, - так мало у нас внятных интеллектуальных трактовок истинной природы зла и его бытия... Жестокости и глупости и актов насилия и тьмы...
– Критик вздохнул.
– На деле, если б вам позволили заглянуть за коды, за какими герр Шрек столь мудро укрыл все свои архивы, собранные здесь данные показались бы вам довольно банальными. Руководства по совершению преступлений притянуты за уши и скверно написаны. Схемы для бомб, подслушивающих устройств, лабораторий по производству наркотиков и так далее плохо разработаны и скорее всего неосуществимы на практике. Порнография - ребячески незрелая и явно антиэротичная. Вторжение в частную жизнь представляет интерес только для вуайеристов. Зло банально - и ни в коей мере не столь кроваво-ало, каким рисуют его наши инстинктивные страхи. Это как сексуальная жизнь родителей - первоосновная и запретная тема и тем не менее объективно неотъемлемая часть их человеческой природы - и разумеется, вашей собственной.
– Кто намеревается сжечь это место?
– поинтересовался Эдди.
– Мой соперник. Он зовет себя Нравственным Рефери.
– Ну да, я о нем слышал. Так он тоже в Дюссельдорфе?
Господи Иисусе.
– Он шарлатан, - фыркнул Критик.
– Фигура типа аятоллы. Популярный демагог для масс...
– Он глянул на Эдди.
– Да, да.., и обо мне говорят в точности то же самое, мистер Дертузас, мне это прекрасно известно. Но, знаете ли, у меня две докторских диссертации. А Рефери - самозваный цифровой Савонарола. Вообще не ученый. Философ-самоучка. В лучшем случае художник.
– А разве вы не художник?
– В том-то и опасность...
– Критик кивнул.
– Некогда я был простым учителем, а потом меня озарило сознание моей миссии... Я начал понимать, какие произведения сильнее других, а какие чистой воды украшательство, декорация...
– Вид у Критика внезапно стал тревожный, и он снова принялся пыхать сигаретой.
– В Европе слишком много кутюр и слишком мало культуры. В Европе все окрашено дискурсом. Здесь слишком много знания и слишком велик страх низвергнуть это знание... Вы в НАФТА слишком наивно постмодернистские, чтобы страдать от этого синдрома... А Сфера, о, Сфера, она ортогональна и нашим и вашим устремленьям. Юг, разумеется, последний наш резерв аутентичного человечества, и это невзирая на свершаемые там онтологические зверства...
– Не понимаю, о чем вы, - потерянно сказал Эдди.
– Возьмите диск. Не потеряйте его, - серьезно ответствовал Критик.
– У меня есть определенные обязательства, вот и все. Я должен знать, почему я сделал определенный выбор, и быть в силах защитить его, я должен защищать выбранное мной или рискнуть потерять все... Этот выбор уже сделан. Знайте, сегодня мой Переворот! Мой чудесный Переворот! В подобных этой точках перегиба кривой я способен внести изменения в общество в целом.
– Он улыбнулся.
– Лучше оно не станет, но, уж поверьте, не останется прежним...