Старорусская вышивальщица

Василенко Инна

И в этот момент из тени подворья вышла огромная баба с бородой и в кумачовом сарафане и задумчиво побрела прямо в круг невест.

— Ох ты ж, Господи! Антихрист! — свечница замахала руками.

Баба продолжила идти.

Девки увидели ее, замедлили шаг. А потом одна взвизгнула, да тут и началось. Крик поднялся страшный. Все завопили и толпой кинулись в церковь спасаться. Фекла еле успела отскочить в сугроб, чтобы ее в давке не замяли, да в церковь не заволокли. И как только последняя девица, визжа на самой высокой ноте от сознания того, что она последняя, заскочила в церковь, как тут

же дверь закрылась и изнутри лязгнул тяжелый засов.

Баба с бородой приближалась с неумолимостью упыря из русских сказок.

Фекле стало не по себе. Она пошла к возку, откуда Макар наблюдал за представлением.

Бородатая баба как на рельсы попала в протоптанную девками тропочку вокруг церкви и в задумчивости принялась наматывать круги, распевая:

— Куча ниток Гаммы была у меня меня! Парня молодого полюбила я. Вышить захотела на его беду! Гамму подбираю, но не подберу! Он живет не знает ничего о том, Что отшит зеленым с синегубым ртом. Я смотрю не смею волю дать словам. Милый мой, хороший, полюбуйся сам!

Макар хлестнул вожжами и лошади тронули дальше.

Перебрались по мосту на ту сторону Волхва, прошли по городу и остановились в виду небольшой приземистой церкви.

— Эй, уважаемый! — Макар остановил мещанина, который торопился по делам, — Это чья церковь? Барышня справиться хочет.

— А, барышня! Да-с! Это церковь Живоначальной Троицы с престолом святого евангелиста Луки-с!

Фекла соскочила в снег, поспешила ко входу, Макар снова не пошел:

— Какие-то они тут цыгановатые, я отойду, а они лошадей уведут. Ну их!

Не успела Фекла Иововна подняться на паперть, как со всех сторон ее обступили:

— А! Барышня! Подай на моточек Гаммы!

— У меня доченька уже два дня без вышивки! Вся бледненькая такая, трясет ее! Подай копеечку!

— Барышня, сердце у тебя золотое! Давай я помолюсь за тебя святому Луке! Авось твой портрет в наборе выпустят! Красавица на весь мир будешь! Прославишься!

— Ой! Милая девушка! — и кто-то схватил Феклу за руку, — Подай подаяньице! Совсем я ослепла от гобеленов во славу Божью! Теперь Божьим провидением питаюсь!

Фекла не знала, как отбиться от попрошаек и прорваться внутрь:

— Да мне только спросить! Про Андрея Петухова!

Тут выскочила из толпы сухенькая баба в цветастых юбках, вывернула Фекле ладонь:

— Ой, вижу! Сходит с ума по тебе Андрей Петухов! Да какой он видный молодец! Будет у вас семнадцать детей!

— Что? — изумилась Фекла.

— Ну ладно, шутка, трое.

— Да ну за кого вы меня принимаете?!! — и Фекла отдернула было руку, но ее уже плотно обступили кольцом попрошайки, и каждая загалдела, что есть мочи.

И тут опять показалась на противоположной стороне улицы огромная баба с бородой и в сарафане. Нахмуренные брови ее и сжатые красные

кулаки недвусмысленно намекали, что шутить она не любит. Что шутки — это вообще не про нее.

Баба пела:

Не для меня анонсы Dim! Не для меня Риолис шьется! Иголки сквозь канву проходят В воскресный день не для меня! А для меня — клочок канвы! Лягушка с веточки свисает! Морские свинки подпевают И хвалят все одну меня!

Попрошайки примолкли. Баба двигалась прямиком на них. Они отступили на шаг сначала. Выпустили Феклу. И, чуя непреодолимое приближение силы, которую не понимали, кинулись врассыпную.

Фекла покрутила кистью руки, немилосердно вывернутой гадалкою, прищурилась, посмотрела на бородатую бабу: “Преследует она меня что ли? Или их тут много таких?..” — и пошла к Макару. Он отбивался от цыгана, который пытался скинуть цену с непродажных лошадей и намекал, что если их сейчас не продать дешево, то на соседней улице они падут замертво от старости. Впрочем, если купить у него, цыгана, особенную попону, расшитую руками молдавских девственниц, то святой Лука смилуется над их лошадиной судьбой и они еще, даст Бог, поживут пару дней. Но не больше, потому что у цыгана глаз верный. Дипаля дико косилась на него и нетерпеливо перебирала ногами.

— Поехали отсюда, Макар! — Фекла Иововна заскочила в возок.

Макар радостно стегнул лошадей. Живые лошади радостно побежали. Цыган радостно махал попоной, которая по мере удаления стремительно теряла в цене.

И снова они позволили Сансетреде и Дипале выбирать дорогу. И снова лошади пришли к церкви, потому что в Великом Новгороде куда ни иди, а все придешь к церкви. Вечерело. В редком свете искрился снег. Зажигались огни за заборами. Возле церквей уже никого не было, но в их узких окошках теплился свет, как теплится надежда на дне темной пропасти.

— Сюда зайду! — решил Макар, — Хорошая церковь, старая.

И они вошли.

В неверном свете свечей обступили их святые на фресках. Хмурые их лица нависали с небесной неподвижности, а простертые руки благословляли в знак прощения, в знак любви. Фекла закинула голову и высоко-высоко, так высоко, как даже небо не бывает, увидела Христа Вседержителя. Кроткие очи его смотрели на нее и видели ее. И не было слов молитвы, а вся душа была одна молитва.

Макар крестился, клал земные поклоны.

А Фекла стояла вся здесь, на ладони, и не могла отвести взгляда. Почувствовала, кто-то подошел со спины:

— Э, доченька, давно искала, да не того нашла… — шепнул старческий голос, — А если подумаешь, того. Да ты и сама уже знаешь…

— Что? — Фекла обернулась. За ней стоял седой монах.

— Церковь у нас, говорю, хорошая. Преображения на Ильиной улице. Сам Феофан Грек расписывал.

— Вы знаете, я схему для вышивки искала, я все обошла, а ее нету, а теперь мне домой надо…