Старость аксолотля
Шрифт:
Вандельштернфюрер вернулся, все еще восхитительно голый, но уже причесанный, завернутый в большое белое полотенце с черным хакенкрейцем [205] на плече, с сигарой в желтых зубах. Он придвинул к себе кресло и сел напротив. Сигару так и не закурил; а только кусал ее, улыбаясь мне с оттянутой губой. На вид ему было лет пятьдесят, но в действительности – сорок три. Он получил эту должность под давлением негерманского лобби: его отец был итальянцем.
– Итак, капитан Эрде.
205
Hakenkreuz (нем.) –
– Да, вандельштернфюрер?
– Как там наш старый добрый Рейх? Держится?
– Как нельзя лучше, вандельштернфюрер.
Он кивнул.
– Я так и думал. Как нельзя лучше. Именно так. – Его взгляд скользнул куда-то по стене. – А как первые впечатления?
– Ну, это, безусловно, шок для всех.
– Бордель, а не военное учреждение, верно? – перебил меня Мунди.
– Но…
– Ага. Ага. – Он кивнул и уставился в стенку. – Вы знаете, сколько лет здесь проведете? – спросил он внезапно.
– Графики ротации по-прежнему зависят от планов лунной верфи, во всяком случае нас не догнала информация…
– «Адольф Гитлер» должен был отчалить еще шесть лет назад, экипаж сто семьдесят человек. Мы до сих пор не получили необходимого подтверждения. Никто из нас никогда не вернется на Землю.
– Янки своего «Джорджа Вашингтона»…
– Со скелетницей, на автопилоте. – Он перевел взгляд со стены на меня. – А почему «Сталин» тащит сюда забитое под завязку красное мясо? Это даже не колонизация – это спасательная вирусная инфекция в побеге от смерти изначального носителя. Теперь у них будет аргумент: даже полное уничтожение жизни на Земле не уничтожит наш народ! Вы понимаете, капитан? Вы понимаете, почему они не присылают нам больше Унтерменшей и запрещают их разведение? Они включили в свои расчеты посмертную победу идеологии. Теперь им выгоден даже коллапс Земли.
– Вандельштернфюрер, я не могу…
– А вы знаете, что говорит Фульке? – рассмеялся он внезапно. – Что мы должны действовать так, как будто отправителей этих приказов больше не существует. Здесь было кладбище, сначала мы хоронили наших мертвецов, но когда количество могил перевалило за двадцать, я приказал их выкопать и кремировать; отныне мы кремируем всех.
– Я не понимаю, зачем вы мне это…
– Мой дорогой капитан, я обрисовываю вам обстановку. Вы полетите в Ад. Вы полетите в Ад и похитите или убьете Дьявола, хе-хе-хе. Вы отправитесь завтра на рассвете.
– Что…?
– Вы знаете, что такое Ад?
– Да, эта пойма бассейна Тора и…
– И вы знаете, кого здесь называют Дьяволом?
– Нет.
– Ну да. Я расскажу вам одну историю.
Но тут он замолчал и вновь погрузился в созерцание стены. Я оставался неподвижен. Вы полетите в Ад и похитите или убьете Дьявола. И этот его смешок. И эти его параноидальные выводы: спасательная вирусная инфекция в побеге от смерти изначального носителя. Неужели Клин полностью захвачен предателями? Но ведь даже на «Геринге» не найдется более высокопоставленного лица с таким объемом полномочий, как у Октавио Мунди, он здесь вождь, я обязан его слушаться и повиноваться. Неужели по этой причине мне придется притворяться, будто это нормально? Молчать? Или даже поддакивать?
– А может, и нет, – решил он, переведя внезапно взгляд на мое лицо. – Всё обойдется. Довольно краткого введения. Вы осознаете стратегическое значение Ада, не так ли? Границы влияния отдельных государств на Мраке по-прежнему нечеткие, здесь трудно прийти к каким-либо обязывающим соглашениям, тем более что те, кто на Земле, упорно отказываются ратифицировать любые договоры. Если бы мы не научились как-то ладить друг с другом, давно бы пошли в ход лазеры и водородные бомбы, что мы развесили над головами.
– Дьявол – это и есть Лещинский?
– Да, никто уже не называет его по номеру. Впрочем, мы понятия не имели, что у проклятого У-менша вообще есть какая-то фамилия, мы думали, что он выращен на одной из скандинавских животноводческих ферм; но его приручили, поймав на последней фазе. Он называет себя графом! Майн Готт, кем он только себя не называет! Послушайте по дороге записи его передач, и у вас сложится мнение. У нас здесь нет зоопсихолога, так что трудно делать какие-либо выводы, но вряд ли кто-то будет отрицать, что он отбитый на всю голову.
Я позволил себе показать своим видом некоторую растерянность и сомнения: почесал челюсть, надул щеку.
– Похитить или убить, хмм?
Зазвонил телефон. Мунди со вздохом поднялся и подошел к старинному аппарату. Чуть приподняв трубку и держа ее над рычагом, кинул на меня взгляд поверх плеча, прикрытого белым полотенцем.
– Убрать его оттуда тоже важно, но он и правда завладел некоторыми, так сказать, тайнами. С другой стороны… Но вам лучше поговорить с доктором Гаспом, капитан.
Я уже стоял – это явно был конец аудиенции.
– Еще одно, вандельштернфюрер. Почему я?
– Вы знаете польский, капитан. Кроме того, это был просто случайный выбор, а не специальный заказ, не обольщайтесь; какая-то сторона монеты всегда должна быть снизу, и для нее нет никакого «почему». Желаю удачи.
– Хейтла!
Выходя, я успел услышать, как Мунди коротко обменялся парой фраз с программой связи, после чего перешел на русский язык. У него тут прямая линия с Подцерквией? Скорее всего. В гневе и раздражении вандельштернфюрер что-то рычал в трубку. Дверь закрылась.
Куда теперь? Я не собирался плутать здесь, как Юрген. Где вообще моя квартира? Нужно получить информацию от Зигфрида. Терминалы должны быть на каждом перекрестке. На ближайшем, однако, их не оказалось. Я схватил за плечо проходящего мимо парня в летной куртке с чуть покрытыми патиной серебряными эмблемами АстроКорпса. В ответ на вопрос он махнул рукой в левый коридор и что-то буркнул о баре. Через два шага он остановился и оглянулся. – С «Геринга»? Где девушки? – А? – Из его последующих слов я понял, что здесь уже давно все слюной изошли в ожидании нашего прибытия, так как видели список экипажа «Геринга», а в этом списке каждая третья фамилия принадлежала женщине – тогда как до сих пор соотношение полов среди жителей Клина составляло шесть к одному не в пользу женщин. – Не в нашу пользу! – фыркнул летчик, закуривая сигарету. – Когда вы наконец их высадите? – Мы только что припарковались на геостационарной…