Староста моей мечты или Я не буду тебя целовать!
Шрифт:
Ладно, расстроился. Но хотя бы в одном он точно его победил. Ведь, если верить мелкому недоразумению, целуется он лучше Елизарова. Правда, на практике он это проверять точно не планирует, боже упаси!
Вот только Яру у него увели однозначно. Причем, даже непонятно, каким макаром.
Вернувшийся друг ставит перед ним новую порцию пива и тарелку с пиццей. После чего хитро щурится, намекая на то, что его вопрос все еще в силе.
– Ну-у-у?
– Иди нафиг, Влад, - искренне и от души пожелал ему Хованский, откусывая от своей порции.
– Мне, может, вопросы для зачета скинуть должны.
– Ты ж хороший водитель, не заливай, - отмахнулся от него Хомяков, с интересом покосившись на подавший сигнал о входящем сообщении телефон друга.
– И что? Отвянь. Я целуюсь лучше, чем вру, - невозмутимо послал Илья, утаскивая с тарелки кусок. Но, поднеся его ко рту, замер, сообразив, что и кому он сейчас ляпнул.
А Владян заржал и как-то так проникновенно спросил:
– А можно я проверять не буду, а? Мне больше девочки нравятся. Я лучше с Аринкой твоей проверю.
– Господи, да проверяй, с кем хочешь, - возведя глаза к потолку, Хованский демонстративно проигнорировал снова булькнувший телефон. Прожевал пиццу, запил пивом, как ни в чем не бывало.
И лишь потом подозрительно переспросил:
– Хомяков, это ты сейчас что задумал?
– Вернуть себе почетное звание хомяка. А то пришел тут плагиатор, стырил. А еще другом называется!
– в него ткнули корочкой от пиццы. И посмотрели с таким осуждением, что Илья проникся.
Минуты на две. Чтобы непонятно почему разозлиться и предупреждающе заявить:
– Только попробуй, Владян.
Судя по довольной роже друга, тот для себя уже все решил. И Хованский про себя искренне пожелал ему испытать на себе все прелести характера мелкой и тяжесть ее рюкзака. А еще почему-то не менее искренне расстроился, что пары у него завтра в другом корпусе и отловить Чайку до того, как Хомяков ее найдет будет проблематично.
Может, Елизарова попросить за ней приглядеть? Ну так, на всякий случай?
Глава 5
Арина Белоярцева
– Ит-а-а-ак… - затянул привычную песню куратор, взглядом обещая мне все кары небесные и не только.
– Белоярцева. Опять. Или снова? Арина, с нашего последнего серьезного разговора прошло… Сколько? Дня два?
– Три, - буркнула я, поправляя лямку рюкзака. И зло зыркнула на топтавшегося рядом Григорьева. Я, конечно, знала, что мужики хуже баб, когда дело до жалоб и сплетен доходит.
Но чтоб так? Чтоб сдать меня куратору?! Сам уже с маленькой беззащитной девчонкой справиться не может? Да он больше меня раза в два, и это минимум! И глупее на пару ступеней эволюции, но я сейчас вообще не о том!
Нет, я понимаю, конечно, что тот же Хованский не дал бы надо мной учинить жестокую расправу, но все-таки…
– Три. Три спокойных дня, Белоярцева, - куратор скорбно вздохнул. И печально поинтересовался.
– Что я тебе плохого-то сделал, а?
Если так у меня пытались найти зачатки совести, то миссия была обречена на провал. Совесть дрыхла и на призывы восстать не откликалась. Но мне все же хватило ума смущенно потупится, разглядывая носки собственных кед. И тайно мечтая о паре минут наедине с пыхтевшим Григорьевым.
Ух
– Николай Юрьевич, я все могу объяснить, - еще и носом показательно шмыгнула, выражая крайнюю степень сознательности и раскаяния.
– Чем тебе бедный Григорьев не угодил? К Хованскому приревновал тебя, что ли?
– куратор, судя по всему, надо мной уже в открытую потешался. А Григорьев взвыл так, словно ему там что-то прищемили, не будем уточнять что:
– Я? Ее?! Да я лучше застрелюсь! Утоплюсь!
– Паспорт у ЗАГСа сожрет, - продолжила его ассоциативный ряд, невинно улыбнувшись в ответ на тихий смешок Жаркова.
– Да хоть два!
– тут же огрызнулся парень и скрестил руки на груди, надувшись как мышь на крупу.
– Ну если ты так настаиваешь…
– Арина, - Николай Юрьевич голоса не повысил, но прозвучало так… Впечатляюще, что я предпочла вернуться к проверенной линии поведения - вновь уставилась на свои кеды как на восьмое чудо света.
– Повторяю свой вопрос. Что не поделили?
Ну раз меня столь беззастенчиво заложили, то мстя будет страшна.
– Авторские права. На что, он сам знает, - буркнула я себе под нос. И стянула рюкзак с плеча, мстительно угодив им по заднице парня.
– И пусть радуется, что отделался устным внушением! И шоколадкой!
– Чего-о-о-о?!
– возмущенно вскинулся этот придурок.
– Белоярцева, а ниче нигде не треснет?!
– Твой нос, - невозмутимо брякнула и показала ему кулак.
– Если будешь дальше так нехорошо относится к слабой, хрупкой девушке!
– Ты где такую увидела-то? Да после того, что было в библиотеке, тебя к людям ближе, чем на пушечный выстрел подпускать нельзя!
– Ой, ну блин. Между прочим, ты сам запнулся о чужие ноги. И вообще. Это не я на тебя стеллаж с книгами уронила!
– Ага, это твой ручной староста сделал!
– Эй!
– вот тут мне действительно стало обидно. Хотя бы за то, что назвать Хованского ручным было проблематично. Этот дикий представитель полевых грызунов мог дать фору любому дикобразу!
– Во-первых, он не мой! А во-вторых… А во-вторых, хватит того, что во-первых! И если бы кое-кто тихо-мирно сдался мне сразу, ничего бы не было!
– Да ла-а-адно?!
– Тихо!
– гаркнул куратор, не выдержав. Еще и кулаком по столу приложился так, что подпрыгнула не только его любимая кружка с кофе, но и мы с Григорьевым дружно вздрогнули, уставившись на Жаркова как кролики на здоровенного удава. Вот только если кто-то и рассчитывал, что это остудит мою буйную голову, то здорово так просчитался!
И я фыркнула, ткнув в парня пальцем:
– Это все он виноват, Николай Юрьевич.
– Да с фига ли я?
– А не тырь то, что плохо лежит! Клептоман несчастный!
– Я не…
– Не несчастный? Сейчас сделаем!
– Белоярцева, успокойся!
– слегка повысил голос куратор. Ну как слегка… Так, что даже я со своими почти стальными нервами подпрыгнула.
– Вот что мне с вами делать-то?
Вопрос был явно риторический. Откуда ж я знаю? Мои советы он точно к сведению не примет. Хотя они были толковыми. Ну, насколько может быть толковым предложение завещать непутевую голову своего обидчика институту мозга, конечно же.