Старплекс. Конец эры (сборник)
Шрифт:
Холлус явно прилагала усилия, чтобы вернуть себе выдержку.
— Пойдём, — сказала она наконец, качнув туловищем медленно, сознательно. — Почему бы не выйти на улицу и не полюбоваться зрелищем?
И мы пошли — проехали на лифте до цокольного этажа и вышли через служебный вход, очутившись на том же бетонном пятачке, где челнок Холлус приземлился в первый раз.
Насколько я понял, форхильнорка и её коллеги сейчас действительно переводили корабль в максимально безопасное положение. Но её проекция стояла рядом со мной перед зданием музея, в тени купола покинутого планетария, и смотрела в небо. Даже большинство прохожих сейчас смотрели
Бетельгейзе было отчётливо видно по ту сторону улицы, в направлении Квинс-парка; она висела градусах в тридцати над горизонтом, если смотреть на юго-восток. Было не по себе видеть звезду, ярко горящую при свете дня. Я попытался представить, как должно выглядеть созвездие Орион на голубом небе, но понятия не имел, как оно сориентировано в течение дня.
Из музея нескончаемым потоком выходили прочие сотрудники и посетители. Они присоединялись к толпе, сгрудившейся по эту сторону дороги. И несколько минут спустя из служебного выхода появился астроном Дональд Чен — живой мертвец, который направился к нам, живым мертвецам не хуже него.
Разумеется, орбитальный телескоп «Хаббл» тут же нацелили на Бетельгейзе. Ещё лучшие кадры были получены космическим кораблём Холлус, «Мерелкасом». Их передали на Землю, чтобы все желающие могли их увидеть. Даже до того, как звезда начала увеличиваться в размерах, телескопы корабля-матки разрешали Бетельгейзе как красный диск с рябью холодных пятен и крапинками горячих конвективных зон, и всё это было погружено во впечатляющую красную корону.
Но сейчас эту призрачную внешнюю атмосферу сдуло феноменальным взрывом, а сама звезда стремительно расширялась, многократно превысив свой обычный диаметр — впрочем, поскольку Бетельгейзе до последнего времени была переменной звездой, сложно сказать наверняка, каков для неё нормальный диаметр. Неважно — никогда раньше она не достигала такихпропорций. Жёлто-белый шар перегретого газа, смертоносной плазмы, разлетался от диска, распространяясь во все стороны разом.
При свете дня, с поверхности планеты, всё, что мы видели — яркую точку света, сверкающую и мерцающую.
Но телескопы космического корабля показали больше.
Гораздо, гораздо больше.
Они показали, как звезду сотряс ещё один мощный взрыв — на самом деле, от него она даже слегка сдвинулась в поле зрения телескопа, — который вышвырнул в пространство ещё больше плазмы.
А затем на небольшом расстоянии от правого края звезды появилось нечто вроде вертикального разрыва — с рваными краями, обрамлёнными с обеих сторон пронизывающим бело-синим заревом. Разрыв расширялся, края его становились всё более неровными, и тут…
…И тут нечто более тёмное, чем сам космос, начало течь из этого разрыва, изливаясь в пространство. Это нечто было вязким — словно смола, медленно натекающая извне, с обратной стороны, но…
Но, разумеется, здесь и не пахло «обратной стороной» — в ткани Вселенной не было и не могло быть дыр; нельзя схватить пространство и содрать с него кожуру. Вселенная по определению включает саму себя. И если источник черноты находился внутри Вселенной, значит, этот разрыв должен был быть туннелем, «кротовой норой», изгибом пространства, звёздными вратами, порталом — в общем, чем-то таким, что напрямую соединяет две точки космоса.
Чёрная масса продолжала изливаться в пространство. У неё
Довольно скоро из разрыва вытекла вся масса. По строению она напоминала лапу — центральная капля с шестью явными отростками. Как только процесс завершился, разрыв в пространстве закрылся и исчез.
Сейчас умирающая Бетельгейзе сжималась ещё раз, схлопываясь вовнутрь. То, что происходило до сих пор, было лишь прелюдией, пояснил Дональд Чен. Когда падающий газ повторно обрушится на железное ядро, звезда рванёт по-настоящему, вспыхнув настолько ярко, что даже нам, на расстоянии четырёхсот световых лет, не стоит смотреть на вспышку невооружённым глазом.
Сейчас чёрный объект двигался по небосводу, перекатываясьнаподобие колеса со спицами, словно… да нет, не может быть!.. словно отталкиваясь от самой ткани пространства шестью отростками. Объект двигался в направлении съёживающегося диска Бетельгейзе. Общий вид было непросто получить; лишь после того, как один из чёрных отростков коснулся, а затем закрыл собою край сверхновой, стало ясно, что расстояние от Земли до чёрного нечто меньше, чем до Бетельгейзе.
По мере того, как на заднем плане сверхновая съёживалась, чернота продолжала заполнять промежуток между «здесь» и «там», в скором времени полностью заслонив собою Бетельгейзе. С земли это выглядело так, словно невыносимо яркая звезда просто исчезла; у Солнца на дневном небе больше не было соперников. Однако в телескопы «Мерелкаса» чёрная масса оставалась чётко различимой — многорукая капля на фоне звёздных россыпей. А затем…
А затем Бетельгейзе, должно быть, сделала то, что предсказал Чен, — она рванула за чёрной стеной, выделяя энергии больше, чем сотня миллиардов солнц. Для планет по ту сторону громадная звезда должна была ослепительно вспыхнуть во всей безумной ярости, обжигая теплом, взрывая эфир взвизгами радиоволн. Ну а с точки зрения Земли…
С точки зрения Земли всё было совершенно незаметно. Тем не менее чёрная капля, казалось, качнулась в нашу сторону, словно её толкнуло с той стороны. При этом центральное пятно расширилось, заполняя поле зрения телескопов. Между тем шесть отростков качнулись в обратную сторону, словно щупальца кальмара, плывущего головой вперёд.
Что бы этот объект собой ни представлял, он принял всю мощь взрыва на себя, прикрыв Землю — и, скорее всего, заодно планеты форхильнорцев и вридов — от вспышки излучения, которая грозила уничтожить озоновый слой на каждой из наших планет.
Стоя на площадке перед КМО, мы не знали, что происходит — пока ещё не знали. Но мало-помалу забрезжило понимание — в отличие от сверхновой, которая была не видна. Три наши планеты каким-то чудом были спасены.
Жизнь пойдёт дальше. Невероятно, просто непостижимо — но жизнь пойдёт дальше!