Старплекс. Конец эры (сборник)

Сойер Роберт Джеймс

И сейчас меня осенило новой мыслью:

— Кстати, это происходит не впервые! Помнишь ту сверхновую 1320-го нашей эры, из созвездия Парус? Она была почти столь же близка, как и Бетельгейзе. Её останки сейчас видны, но никто не видел самой вспышки — ни китайцы на Земле, ни остальные народы здесь, на вашей планете или на планете вридов. Эта сущность вмешалась и тогда, прикрыв нас от излучения сверхновой. Ты сама сказала это, когда речь зашла о Боге в наш первый разговор: скорость образования сверхновых должна быть тщательно сбалансирована. Что

же, если ты не можешь или не хочешь предотвращать вспышки сверхновых, тебе остаётся от них прикрывать.

Стебельковые глаза Холлус сблизились. Казалось, её тело понемногу опускается, словно шесть ног с трудом выдерживают вес. Бесспорно, мысль о том, что это существо и есть Бог, посетила её раньше, чем меня, но Холлус сейчас только задумалась о том, что это может значить применительно к сверхновой из Паруса.

— Бог не просто вызывает массовые вымирания. Ещё он рутинно их предотвращает, когда это отвечает его цели, — сказала она.

— Невероятно, правда? — сказал я, чувствуя в себе такую слабость, которую сейчас видимо проявляла и Холлус.

— Может, нам стоит полететь к нему, — сказала она. — Раз мы сейчас знаем, где находится Бог, может, нам стоит к нему слетать.

Идея была грандиозна. Моё сердце вновь забилось в груди кувалдой.

— Но… но ведь мы же увидели, что происходило у Бетельгейзе больше четырёхсот лет назад, — сказал я. — И у вашего корабля на полёт туда тоже уйдёт никак не меньше четырёхсот лет. С какой стати Богу задерживаться там на тысячелетие?

— Типичное время жизни для форхильнорца — примерно сотня лет, грубо говоря, пятьдесят миллионов минут, — пояснила Холлус. — Бог, предположительно, имеет возраст не меньше возраста вселенной, который составляет 13,9 миллиардов лет; тысяча лет для него то же, что четыре минуты для одного из нас.

— Всё равно, он не стал бы тратить время, поджидая нас.

— Может и не стал бы. Или, быть может, он знал, что за его действиями будут наблюдать, что они привлекут наше внимание. Может, он сделает так, чтобы снова оказаться там — в том единственном месте, где мы точно знаем, что он был — для встречи в подходящее время. В промежутке он может отправиться куда-то по своим делам, а затем вернуться. Похоже, он довольно мобилен; скорее всего, если бы он знал, что ковчег с Грумбриджа детонирует Бетельгейзе, он бы просто уничтожил корабль в пути. Но стоило начаться взрыву, как он появился в центре событий довольно быстро — и может вернуться туда так же быстро, когда мы туда доберёмся.

— Еслион хочет встречи с нами. Это большое «если», Холлус!

— Без сомнения. Но наша команда уже готовится к полёту на встречу с Богом; это лучшая возможность, и потому нам не остаётся ничего другого, кроме как попытаться, — сказала Холлус. Её глаза были прикованы ко мне. — Приглашаю тебя полететь с нами.

Сердце забилось ещё чаще, чем раньше. Нет, это не может быть правдой!

— У меня почти не осталось времени, — мягко заметил я.

— «Мерелкас»

может разогнаться почти до скорости света меньше чем за год. После этого б ольшую часть расстояния мы преодолеем за очень малое субъективное время. Конечно, после этого нам понадобится ещё год для торможения, но мы можем добраться до Бетельгейзе чуть больше чем за два года нашего времени.

— У меня нет двух лет.

— Нет, — согласилась она. — Если ты будешь бодрствовать. Но, помнится, я говорила тебе, что вриды путешествуют в анабиозе; мы можем погрузить в анабиоз и тебя — разморозим только тогда, когда достигнем цели.

В глазах у меня потемнело. Предложение было невероятно чарующим — соблазнительным, непостижимым подарком.

Кроме того…

Кроме того, а не мог бы Холлус заморозить меня до тех пор, пока…

— А вы можете заморозить меня навсегда? — спросил я. — Рано или поздно лекарство от рака всё равно разработают, и…

— Прости, но нет, — сказала она. — Тело всё равно деградирует, даже в этом состоянии; хотя на промежутках до четырёх лет технология не опаснее общей анестезии, нам никогда не удавалось успешно оживить ни одного из тех, кто провёл в анабиозе больше десяти лет. Это удобный способ путешествовать в пространстве, но не вперёд во времени.

Что же, я никогда не представлял себя лежащим в криокамере, наподобие Уолта Диснея. Всё равно — возможность отправиться в путешествие с Холлус, улететь на борту «Мерелкаса», чтобы увидеть могущественную сущность, которая и правда может оказаться Богом… это потрясающая возможность, просто невероятная!

И я внезапно осознал, что для Сюзан и Рики это может оказаться лучшим исходом: они будут избавлены от агонии последних месяцев моей жизни.

Я ответил Холлус, что мне нужно об этом подумать, нужно обсудить вопрос с семьёй. Такая заманчивая перспектива, столь щедрое предложение… но принять во внимание следовало многое.

Раньше я сказал, что Кутер направился на встречу с Создателем, — но на самом деле я в это не верил. Кутер просто умер.

В отличие от него я, быть может, и правдаповстречаю Создателя… ещё при жизни.

32

— Холлус предложил мне полететь с ними, к следующей цели, — сказал я Сюзан вечером, по возвращении домой.

Мы сидели на диване в гостиной.

— К Альфе Центавра? — спросила она.

Планировалось, что эта звезда и была следующей, и последней, остановкой «Мерелкаса» в его грандиозном вояже перед возвращением к Дельте Павлина и затем Бете Гидры.

— Нет, у них поменялись планы. Вместо этого они летят к Бетельгейзе — хотят увидеть, что там.

Сюзан помолчала.

— Я правильно помню? В «Глоб» писали, что Бетельгейзе в 400 световых годах?

Я кивнул.

— Значит, ты не сможешь вернуться, пока не пройдёт тысячалет?