Старт
Шрифт:
— Э-эй! Люди! На помощь!
Две отчаянные руки обхватили порог скалы. Вздутые узлы вен. Пальцы клиньями забиты в острые камни. Сколько можно продержаться?
Временами ветер рассеивает мглу и проступает зияющая пропасть. Крик человека приглушен, обвит мякотью мглы.
Внизу спускается юноша с рюкзаком. Останавливается, чтобы срезать ветку для посоха. Улавливает дикий вопль, поднимает голову и сквозь нечеткий просвет видит повисшее тело. Словно призрак повешенного. В первый миг юноша хочет сломя голову
Почему он не учился скалолазанию?
Снова наплывает мгла и скрывает обреченного.
Только крик все висит в воздухе, отчаянный, глохнущий.
Веселье
Мехи аккордеона растянуты до задыхания. В свете керосиновой лампы скачут тени. Снаружи навис туман и быстро стемнело. И без того в горах день настолько короче, насколько длиннее тени вершин.
Молодежь танцует. Дара взобралась на деревянный стол и пародирует современные танцы.
Она переполнена врожденным чувством пародии. Собственные ум и чрезмерная чувствительность смущают ее, она воспевает жизнь в шутливой гримасе, в гротескных движениях. Только бы не показаться сентиментальной. Все пародировать — ее стихия. Она может дурачиться до умопомрачения.
Но сегодня еще одна причина заставляет ее превосходить саму себя. Пока на ее праздник не пришел никто, кроме Бранко и Поэта.
Молодые люди заражаются неудержимым ритмом ее танцевальной импровизации. Домик словно раскачивается от бешеных прыжков.
Двое пожилых отдыхающих присели в сторонке и неодобрительно поглядывают на необузданную девицу. На коленях у них раскрытый рюкзак, полный помидоров, сыра, колбасы. Дара улавливает укорительные взгляды, резко замирает, словно каменеет.
— Что за молодежь!
И снова — вызывающие, карикатурные, резкие движения, в которых раскрывается своеобразная эстетика. Ее танец как бы иронизирует над современным миром, деформированным бешеными скоростями и неврозами. И в то же время сколько язвительной самоиронии! Таким своеобразным способом она выражает свое огорчение тем, что группа не удостоила ее вниманием. И среди всех этих, неудостоивших, — один противный философ!
Дара ведет за собой гитару Поэта, диктует ей свой ритм. Возможно, что этот захватывающий ритм очищает его сознание от еще недозрелых мыслей и слов для одного стихотворения, очищает, как фруктовое деревце. Нет времени для вызревания. Все в нашем мире — импровизация. Задыхаешься, спешишь, догоняешь!
Быстро досматривай сон!
В рассветной серости утра подстерегает тебя будильник, трещащим сверлом вгрызается прямо в сердце твоего теплого сна!
Новый день…
Ты ступаешь на землю, чтобы пуститься бегом.
И тебя, и окружающий мир — все поглощает, всасывает скорость.
Все в тебе мгновенно, преходяще,
Все — «я буду», «еще будет», но никогда — «я есть сейчас».
И потому ты все пропускаешь в ослеплении.
Быстро досматривай сон!
Пока не опустится последняя ночь, вечная ночь, которая отнимет все и угасит твои сны.
Пробудись от танца
Кто на свете сумел завершить свой танец?
Словно внезапным ветром распахивается дверь.
На порог падает запыхавшийся юноша. Глаза его все еще бегут, почти выскакивают из орбит.
Веселье прерывается. Аккордеон протяжно ахает.
Юноша указывает ладонью на вершины. В руке его трепещет эхо человеческого вопля, вопля того, кто повис над пропастью.
Дара спрыгивает со стола, трясет юношу за плечо:
— Где?! Где?!
— Там… На ржавой скале… — Шепот задыхания.
Общее онемение.
— Ну что, встали?! Пошли! — Это Дара.
Клинья, веревка, молоток, фонарь…
Как нужны здесь сейчас мы, вся группа, а нас нет. Но Дара никогда еще не была связана с нами так тесно, как сейчас. Чтобы справиться, выдержать, она собирает в своем существе образы всех шестнадцати человек. Память, сознательная и подсознательная, извлекает на свет наш опыт, умение, силу и делает все это ее достоянием.
— Нельзя в тумане на скалы! — останавливает ее чей-то голос.
— Ну и дожидайся, пока прояснится! — Дара бросается вперед, во мглу.
Пожилая пара едва удерживает вскрик.
Молодые люди бегут вслед за девушкой. Поэт оставляет гитару и кидается следом, чтобы, как обычно, не пропустить самого интересного. Чуть рассеешься, чуть отплывешь на волнах фантазии — и все, пропустил интересный случай. Променял жизнь на песни и мечты. В тумане Поэт ориентируется по направлению шумливых молодых голосов. Всегда так: он бежит за чьими-то голосами, пытается догнать чьи-то быстрые шаги. В тумане…
И теперь он упускает свой, возможно единственный, шанс.
Молодежь собирает сушняк, ветки и раскладывает костер у подножия вершины. Пламя озаряет подвижными отблесками ржавую скалу — отвесную, охристо-красную, словно забрызганную кровью. Она угрожающе нависла под серо-синим покровом мрака.
Там, в вышине, повиснув в пустом пространстве между небом и землей, покачивается силуэт. Во мгле он кажется ирреальным. Человек едва держится, впившись ногтями в скальный выступ. Тень его, огромная, искаженная, мечется по каменистым стенам, корчится, задыхаясь. Костер набирает силы, и в свете огня каменный рельеф глядится еще более суровым. Скалы медленно оживают и делают угрожающие движения.
— Где же остальные? — Бранко спрашивает, не ожидая ответа.
— Дожидаться не будем! — режет Дара.