Старушки подружки

Вяткин Валерий

Софья с сожалением взглянула на неё и презрительно произнесла:

– Дура ты.

– Сама дура, – тут же отреагировала Ася и отвернулась.

Какое-то время обе старухи сидели молча и смотрели в разные стороны. Наконец Софья не выдержала и сказала:

– А хочешь, я тебе другое стихотворение прочту.

– Какое?

– Лирическое.

– Читай, – согласилась Ася, предполагая, что это стихотворение, наверняка, будет хуже первого. Вот тогда она над Софьей поиздевается от души за то, что она дурой её назвала. Как будто сама лучше.

Софья Михайловна

вздохнула, подняла кверху свой увесистый подбородок, кое-где заросший белыми тонкими волосками, и начала декламировать, слегка пошевеливая в такт стихам правой рукой:

Я зимою стихов не пишу,

В них искрятся холодные грани.

Печь топлю и воды приношу,

Чтобы ярче горели герани.

Чтобы ранним восходом весны

За окно, сквозь плетенье сиреней,

Проступали цветочные сны –

Полукруглые листья и тени.

Когда стихи были прочитаны, Ася с недоумением посмотрела на Софью Михайловну и спросила:

– А у вас что, отопление отключали этой зимой?

– С чего ты взяла? – тем же тоном ответила Софья, не понимая до конца, в чем тут дело. Почему Ася об этом спрашивает?

– Ты пишешь, что печь топила. Воду носила с колонки.

– Это же аллегория, – стала объяснять Софья. – Образ такой. Понимаешь. Сентенция. Ты же знаешь, что никакой печи у меня нет. Есть только на даче.

– Нет, не понимаю, – заупрямилась Ася, – настоящий поэт должен говорить правду. – Если отключали отопление, так и скажи. Нечего мне голову морочить.

– Ну и ну! Больше я не буду тебе стихи читать.

– Не читай. Не больно-то и нужно.

– Не буду… Я думала, ты в поэзии разбираешься. А ты, оказывается, ничего в ней не смыслишь. Вот и поговори с тобой.

– А герань как?

– Чего герань?

– Не замерзла герань без отопления? А то я у тебя хотела попросить листочек, чтобы у себя посадить. Мне герани с детства нравятся, которые с красными цветами.

Софья Михайловна слушала подругу и молчала. Ну, о чем рассуждать с этой старухой, которая совсем выжила из ума. И зачем только она стихи ей прочитала? Ясно же было, что она ничего не поймет. А ещё говорит, что сентиментальная, что хорошо разбирается в искусстве. Да таких сентиментальных в России – пруд пруди, а талантливых людей единицы. Вот возьмет сейчас и уйдет от неё Жирмунского читать. Что ей время-то зря тратить. У неё дар. Ей творить нужно, пока вдохновение не ушло. Пока ничего не болит.

Софья Михайловна посидела ещё немного рядом с Асей и поднялась, чтобы уходить. Откровенно говоря, Софья предполагала, что Ася начнет её останавливать. Но Ася проводила её долгим взглядом и подумала: «Совсем выжила из ума старая. Стихи начала писать в семьдесят лет».

На следующий день Софья

Михайловна встала рано. Выпила полстакана крепкого чаю, села возле окна за стол, положила перед собой чистый лист бумаги и стала думать о том, чтобы ей такое написать, о чем ещё никто до неё не писал. За окном было серое осеннее утро. Вершины лип заслоняли окна второго этажа. Раньше в это время она отдыхала у бабушки в деревне. Дни были короткие, но яркие, разлинованные по желтой траве длинными синими тенями. Прямо за бабушкиным домом стеной стоял лес. После дождя оттуда наплывал смоляной дух. И всегда где-то там, в лесу каркали вороны, перелетая с места на место. И всегда в лесу можно было увидеть что-то новое.

Софья Михайловна ещё раз посмотрела в окно. Нет, ничего нового за окном не происходит. А если за окном ничего не меняется, то – о чем писать стихотворение? Должно же что-то к этому подтолкнуть.

И тут позвонила Ася:

– Представляешь, – взволнованным голосом заговорила она, – наши ученые такой аппарат изобрели, который всё лечит.

– Что всё? – с раздражением переспросила Софья, которую оторвали от важного занятия.

– Всё. Сердце, печень, суставы. Понимаешь. Я еле успела позвонить им туда. Этим ученым. Заказала такой аппарат за полцены… Вот как повезло мне.

– И сколько же это? За полцены.

– Восемь тысяч всего за такую нужную вещь… Я успела позвонить за первые двадцать минут сразу после передачи. А то бы пришлось покупать тысяч за тридцать, а может и дороже ещё.

– Аппарат, который всё лечит? – с иронией переспросила Софья.

– Он даже сам определяет, что лечить. Представляешь. Сам определяет, сам лечит и сам программу задает по оздоровлению всего организма на клеточном уровне.

– Ну и ну! – проговорила Софья, прикрывая ладошкой рот, чтобы не зевнуть. – И ты всему этому веришь?

– А как не верить? Там какой-то профессор выступал, – продолжила объяснять Ася. – Сказал, что они проводили опыты на больных. Так вот, он всем помогает этот аппарат без разбору. И всё лечит. Все болезни. Представляешь, какой аппарат нужный! Он теперь будет у меня.

– И ты за него уже деньги заплатила?

– Да. Перевела куда надо.

– Вот дура! Я думала, ты лучше соображаешь. Думала, что тебя на кофейной гуще не проведешь.

– Почему это? – возмутилась Ася после небольшой паузы.

– Да не бывает таких приборов. И аппаратов таких не может быть.

– Как не бывает? – переспросила Ася упавшим голосом.

– Потому что даже врач со всеми анализами порой ошибается в постановке диагноза, – громко пояснила Софья.

– Но профессор…

– По радио сказал, – продолжила Софья.

– Да.

– А ты видела этого профессора? Документы у него проверяла?

– Да как? Он же по радио.

– А ты всему веришь, что сейчас по радио говорят?

– Да не всему. Но мне такой аппарат очень нужен… Понимаешь, бывает, чего-то в спине заболит – заболит, а чего там такое болит – понять не могу. А тут я бы аппарат этот подключила и всё бы. Он бы сам все болячки мои нашел и сам вылечил бы.