Старые деньги
Шрифт:
– Да, тут ножнички, пилочки для полировки ногтей и даже есть костяная расческа для ресниц и бровей.
– Интересная штука, и правда старинная, судя вот по этому крючку с ручкой. Боюсь спросить, а что им отковыривать?
– Марта Витальевна таким не пользуется, по-моему, она говорила, что это крючок для шнурования перчаток.
Камиль присмотрелась к клейму на внутренней части крышки и прочитала вслух: «Фаберже».
– Понятное дело: когда создавали этот несессер, дамы шнуровали себе перчатки, а сейчас этот крючок – ни что иное, как рудимент.
– Руди… что? – переспросила горничная.
– Рудимент.
– Ну если копчик, то ладно, – смущенно ответила горничная и взяла в руки щетку для волос. – А это щетка с натуральной щетиной кабана, Марта Витальевна расчесывает такой волосы.
– Это я догадалась, – ответила Камиль, проводя рукой по костяной ручке щетки, инкрустированной позолоченной веточкой ириса. – Только вот непонятно: а что, нормальной расческой нельзя этого сделать?
Лиза в ответ пожала плечами и уже хотела удалиться, как вдруг вспомнила, указывая еще на одну шкатулку, похожую на табакерку:
– Ой, совсем забыла. Марта Витальевна просила вас взять набор для игры в бирюльки и прийти к ней, чтобы она рассказала правила. Сегодня же второе воскресенье месяца, день игры в бирюльки.
– В какие еще бирюльки? – изумилась Камиль, озадаченно качая головой и размышляя, стоит ей открывать следующую шкатулку или нет.
* * *
В театр ехали на двух машинах. Марта хотела еще какое-то время побыть с Камиль наедине, чтобы дать последние наставления перед первым ее выходом в свет. Дамы удобно расположились на задних сиденьях шикарного «майбаха», и Марта тактично начала обсуждать со своей протеже, какие темы разговора можно затрагивать в театре. Она была из тех женщин, для которых совершенство являлось естественным состоянием. Интуитивно чувствовала, когда нужно молчать, а когда говорить, что надеть и что подать к столу. Но когда наступало время наставлять кого-то, Марта всегда была смущена. Наверно, поэтому Лео стал таким неуправляемым. Но теперь Лев Петрович и судьба вручили ей на воспитание Камиль, больше она никого не разочарует. Так уговаривала себя мысленно Марта, потом погладила лоб указательным пальцем, проверяя, не появилась ли там лишняя морщинка от напряжения, и в упор посмотрела на Камиль:
– Дорогая моя девочка. Я бы хотела тебя попросить не называть меня тетя Марта.
– Прилюдно не называть? – осведомилась девушка и метнула на даму хитрющий взгляд.
– Нет, вообще так никогда не говори. Какая же я тебе тетя? Мы ведь даже не родственники.
– А что говорить? Мадам или госпожа? – рассмеялась в голос Камиль и откинулась на спинку, удивляясь, что сиденье автомобиля может быть таким мягким и уютным.
– Прекрати смеяться, я говорю с тобой серьезно. Сегодня в театре будет много наших знакомых, тебя представят, а ты просто будь учтивой, улыбайся, но не смейся, слушай с интересом и больше молчи. Главное, помни о манерах…
– Да помню я все, тетя… ой, простите, Марта Витальевна. Я все помню: выходя из машины, выставлять сразу обе ноги, если икну или чихну, нужно сказать «извините», держать спину
Марта невольно улыбнулась и слегка коснулась руки девушки:
– Какая же ты забавная, Камиль. Но помни, что я тебе говорила: ты девушка, а не рубаха-парень. Теперь ты всюду будешь появляться с членами нашей семьи и должна держать марку.
– То есть я теперь тоже «старые деньги»? – все еще смеясь, спросила Камиль, но по инерции выпрямила спину и приподняла подбородок.
– Не нравится мне это выражение, ведь те, у кого деньги есть, никогда о них не говорят.
В то время, когда Камиль получала последние наставления, любуясь бриллиантовым браслетом, подаренным ей Львом Петровичем в честь первого выхода в свет, на расстоянии двадцати метров от них в черном «гелендвагене» Лео с раздражением смотрел в затылок отца, который, чтобы проявить свое недовольство сыном, даже пренебрег правилами и сел рядом с водителем. Этот идеально выбритый затылок как будто говорил Лео: «Ты не достоин сидеть рядом со мной!» Он вспоминал подслушанный накануне разговор и размышлял, как противостоять планам отца.
В воскресенье, после бранча Лео отправился в комнату Льва Петровича, чтобы забрать свой мобильник, но, подойдя к двери, услышал, как мать возбужденно о чем-то умоляла мужа. Лео хотел зайти позже, но когда понял, что речь идет о его будущем, не удержался и замер у двери. А между тем отец, чеканя каждое слово, строго заявил:
– Все, Марта, проделкам нашего сына нужно положить конец! Я принял на этот счет решение и жду от тебя не только понимания, но и поддержки.
– Конечно, дорогой, ты же знаешь, я всегда на твоей стороне.
– Не смеши, Марта, ты всегда на стороне Лео, и от этого все проблемы. Он вырос избалованным эгоистом, для которого не существует ни законов, ни норм. И это твоя вина!
Лео плохо расслышал, что говорила мать, ему показалось, что она пыталась оправдать его, а может, оправдывалась сама, но то, что заявил отец, врезалось в его сознание яркой вспышкой и вот уже второй день мешало жить привычной беззаботной жизнью:
– Ты думаешь, я Камиль пригласил к нам в дом только потому, что ее мать отправилась в Африку? Нет, дорогая, – строго говорил мужчина, и по звукам, доносившимся из-за двери, было понятно, что он твердым шагом мерил свой кабинет от окна к стене, – у меня на ее счет были свои интересы. Камиль выиграла грант в прошлом году. Ты только представь: в ее возрасте – и такие успехи в микробиологии.
– И что из этого? – отозвалась Марта недовольным тоном.
– Да, она простовата, но у нее железная хватка – именно то, что нам нужно!
– Не понимаю, к чему ты клонишь?
– Да что здесь непонятного?! Лео решил стать скульптором, хотя я сомневаюсь, что и из этого что-то выйдет.
– Не говори так о сыне, у него талант! Я в него верю.
– Ты меня удивляешь, Марта. Может, Лео и гений, не мне судить, но в голове у него только гулянки и голые девицы!
– Обнаженные девушки – просто модели, так сказать, издержки профессии.