Старые раны
Шрифт:
И ты хочешь ими пожертвовать ради меня?
Нет, конечно, нет. Но обратной дороги, я тоже не вижу. Я зашел слишком далеко уже тогда, когда позволил проводнику рассказать мне о Приюте. А потом повернуть было уже невозможно, я поставил жизни очень многих ради этого и продолжаю ставить. Я увидел выход и посчитал его единственно верным, хоть и грозящим бедою. Но потерять тебя было для меня еще худшим исходом.
Ты эгоист. Ведь делал ты это только ради себя.
Нет,
А может, и нет никакого Приюта?
Нет, есть. Слишком много людей начинают дрожать, когда слышат это слово. Даже Мерай говорила о нем с плохо скрываемым отвращением и затаенным страхом, а уж если чего-то испугалась Мерай, это уже что-то да значит. В конце концов, что мы можем надеяться найти на юге? Спасенный народ нам не помощник. Я слышал, местные власти жгут людей на кострах, повинуясь воле Спасителя, которого они не видели ни разу в жизни. Такое даже для абелей слишком: они давно ведут жизнь без богов, только лишь упоминая их всуе.
Я тоже слышала об этом… Но может это только слухи? Между нашими государствами была война, которая так и ни чем не закончилась спустя много лет.
Может ты и права. В любом случае то, что люди Спасителя не внушает мне надежды вовсе. Тебя будут окунать в ледяную воду, морить голодом, привяжут к стулу и просверлят голову, чтобы душа очистилась. А я буду на это смотреть и молиться.
Тогда с чего ты взял, что в Приюте будет по-другому?
Потому что Мерай боится их. Это что-то реально крупное. К тому же этот Леший явно преклоняется перед тем, кто его создал. Алхимик — так, мне сказали, его называют. Самый мудрый и могущественный из всех алхимиков, что рождались на свет.
И ты хочешь участвовать в его делах?
Нет. И я уже решил, где пройдет граница моего участия. Только надеюсь, что я уже не перешел ее. Все что я делаю, я делаю только ради тебя. Моя жизнь стоит гораздо меньше.
Дурачок ты, дурачечек мой.
Я очень хочу, чтобы все было, как прежде, Ада. Очень хочу.
Но как прежде не будет ничего и никогда.
Да и пусть. Север большой, и где-то точно есть безопасное место. Туда мы и уйдем. Алхимик должен знать.
Нет, Крес. Когда я говорю, что ничего, я имею в виду ничего.
О чем ты?
Нет ни тебе, ни мне безопасного места. Даже спустить ты в самую глубокую нору и попытайся жить, как прежде, не оглядываясь, все равно спокойствия тебе не видать. А и вернись ты в Кирию и встань перед Мерай на колени, облизывай ее сапоги и моли прощения, обещай любые услуги и все равно ничего не вернешь. Она только посмеется над тобой. Ты убил ее любимого. И она не оставит это просто так безнаказанным. Никогда. Возможно, ты принес смерть и боль не только рок’хи и своим друзьям. Но и тому, у кого надеешься найти спасение.
— А вот это уже его
Ада смотрела на него, не мигая. Может, слышала этот разговор? Крес попытался сложить свои губы в улыбку, но Ада не ответила. Опустила голову и принялась чесать себя за ухом.
* * *
Крес изо всех сил старался не спать, но видимо усталость все же взяла свое. Из сладкого царства его вырвал неясный шум. Он, кляня себя за слабость, приподнялся на лежаке, рука сама собой потянулась к топорику. Ада дремала у костра, свернувшись калачиком, и посасывала большой палец. Лешего все еще не было.
Непроглядный мрак, сгрудившийся вокруг, дышал привычными звуками ночной Тайги. Может, послышалось?
Или что-то все же жило там внутри этой черноты…
Уши уже знали, но до сознания доходило с трудом. Он что-то ощущал, что-то легонько касалось его настороженного разума, какое-то смутное беспокойство. Он задержал дыхание и попытался отключиться от назойливого перешептывания ветвей и воя ветра.
Щелк! — ясно услышал он резкий звук где-то в переплетении веток и стволов. Еще и еще! Теперь уже явно он уловил скрип снега. Что-то ломилось через кусты, выплевывая тяжелое дыхание в морозный воздух.
Затоптать костер он точно не успеет. Оставалось одно — ждать пришельца, покрепче сжимая топор в дрожащей руке.
Тут звук внезапно оборвался. Сердце вырывалось из груди. Крес даже перестал дышать, вслушиваясь изо всех сил и ожидая каждое мгновение, что оно выйдет из мрака.
И оно действительно показалось.
Медленно переступая ногами, что-то плыло в его сторону. У Креса даже волосы зашевелились на голове при виде этого смертельно бледного заветренного лица, которое вместе со снежным скрипом под дрожащими ногами, внезапно вышло к ним. И тут же упало на колени, устремляя руки к костру.
— П-пожалуйста…
К его удивлению, в глазах не оказалось ни следа жажды крови, только усталость и отчаяние. Истрепанная одежда была полностью заметена снегом. Ни в руках, ни за спиной не было и намека на оружие. Пришелец был беспомощен и почти убит холодом.
— Можно мне… посидеть… у вашего костра… — простонал он через тряпку, которой он обмотал свое замерзшее лицо.
Крес тупо смотрел на это жалкое существо, все еще не выпуская из рук топорик. Но пришелец, похоже, не видел его. Он вообще ничего не видел, кроме мелькающих язычков пламени.
Крес сделал шаг в сторону, не спуская взгляда с пришельца. Тот неуклюже подполз к огню и уселся рядом, протянув дрожащие пальцы к спасительному теплу. Весь его облик излучал дыхание смерти. Он с отвращением содрал ткань с бороды, опустил капюшон.
— Благодарю вас… благодарю… — дрожали его побелевшие губы. — Вы хороший человек. Что бы я бы без вас делал?! Я бы умер в этом трижды проклятом лесу… Я бродил кругами, сам не знаю сколько, без еды и нормального укрытия.
Он с трудом отлепил слезящиеся глаза от костра и посмотрел на того, кому был обязан жизнью. И тут его глаза округлились ужасом.