Старый дом
Шрифт:
Дроня заботливо поставил дымящуюся чашку напротив бабушки. Берта сладко посапывала. Тихий шипящий свист вылетал из приоткрытого рта. На очередной вздохе ее нос уловил ароматные волны. Глаза приоткрылись, сонный взгляд уставился на чашку.
– Хороший мальчик, – произнесла она через минуту, поднимая голову. – Сахар положил?
– Пей кофий, закусывай пирогом. Он же сладкий!
Подвинув к бабушке блюдо с яблочным десертом, Дроня облизал испачканные в пудре пальцы.
– Спасибо, дорогой. Твой "кофий" самый лучший, – приободрилась Берта, с удовольствием отпивая дымящийся напиток. – Теперь
– Угу, – обрадовался Дроня, усаживаясь на место. – Первый: от чего на самом деле помер мёртвый дед? Замануха с Черным мороком не катит…
– Э-э-э, а пес его знает, – пожала плечами Берта, быстро отводя взгляд. – Может, зря я тебе все это рассказываю? – засомневалась вдруг, трезвея на глазах.
– Эй, ба, ты заднюю-то не включай! И про пса не вспоминай: я его сам выдумал. Кажется, я даже знаю, что с дедом случилось.
– Да-а-а?! Поделись умозаключениями.
– Сундук с золотом стоял в могиле очень-очень давно. На нем расплодилось великое множество смертоносных бактерий… ну, как в египетских пирамидах, помнишь? Ученые, которые лазили в гробницы фараонов, помирали один за другим. Это их грибки плесени убивали. Вот и путника плесень убила.
– Ну, если только так… – охотно согласилась Берта. – Тогда надо бы еще выпить!
– Хорош пить, ба! – попросил внук, убирая от нее бутылку. – Про общину ни капельки непонятно. Почему убогие помирали, если жрали до отвалу?
Встав из-за стола, Берта подошла к дивану. Постояв в задумчивости пару минут, села, накинула плед на колени, пустым взглядом посмотрела на Дроню, словно принимая какое-то решение.
– Хотела Агриппа снадобье найти от той болезни, что мужа ее погубила и к сыну подбираться начала…
– Ого! А младшего Морок где подкараулил? Или – стоп! Знаю! Он заразился от старшего! Точно! Токсичный плесневелый грибок. Надо погуглить конкретно эту тему, – приободрился Дроня, вылезая из-за стола.
– Иди сюда, – тихо позвала Берта, похлопав по сиденью рядом с собой. – Опыты она на убогих ставила…
– Ба, ты чего побледнела так? Жуть какую-то сейчас сказала. Какие еще опыты?!
– Дроня, дружок. В мансарде под кроватью чемодан… под тряпками старый журнал… принеси его мне, будь добр. Я покажу тебе семью Агриппины.
Густо покраснев, внук поспешно отвернулся:
– Сейчас вернусь, – пробормотал едва слышно, и чуть громче добавил, – можешь пока выпить! – а про себя подумал: "И вовсе не обязательно признаваться, что я лазил на чердак".
***
Привалившись к спинке дивана, Берта задумчиво разглядывала журнальные фотографии.
Мальчик пристроился тут же на подлокотнике, мимоходом взглянув на круглые часы со сломанной секундной стрелкой, что стояли с незапамятных времен на буфете: почти девять.
Легкий ветерок взметнул занавеску на приоткрытом окне. Во дворе темно – опять подсветка перегорела. Мягкий рассеянный свет падал со стороны крыльца – это подъездный фонарь зазывал к себе под козырек мохнатых бабочек. Чуть слышно скрипнула садовая дверь.
– Ба, давай шторы занавесим и окна закроем, – попросил Дроня, сползая с подлокотника поближе к бабушке, – что-то ссыкотно немного.
– А?! – Берта непонимающе глянула на внука, затем опять
– На фотке, вроде, серый… чего тут удивительного? – пробурчал Дроня, заглядывая через бабкину руку. – Опа! – внезапно озарение, – ты ее живьем, что ли, видела?! Снимок же не цветной!
– Видела, – кивнула бабуля, забирая журнал. – Гретелла Маккиш – моя свекровь, а твоя прабабушка. Как же мне ее не видеть?!
– А где она сейчас?
– Умерла, когда отцу твоему, Эдварду, семь лет исполнилось.
– Совсем старенькая была?
– Да не то, чтобы старенькая, но и не молоденькая – пятьдесят два года было. Упала внезапно и…
– Кровь пошла из ушей?
– Э-э-э… сердечный приступ, – уткнулась в журнал Берта, – на старости лет замуж выскочила по большой любви… за Анастаса Гробовского, вот сердечко и не выдержало.
– А он кто?
– Местный юрист и большой человек в городе.
– Угу, понятно, – обреченно вздохнул Дроня. Ему уже порядком поднадоели эти деревенские родственники из далекого прошлого.
– А это кто? Тетка у окна? – безразлично ткнул пальцем в снимок.
– Которая? А, это дочь Агриппины, – Берта чуть склонила голову набок, внимательно разглядывая снимок, – гм… не очень привлекательная девочка, я бы даже сказала – страшненькая: глазки маловаты, носик длинноват, ушки большеваты, волосики жидковаты… а парень-то, брат ее, смотри сюда – просто красавец писанный: высокий, темноглазый, с густыми вихрами! Как говорится, сын – в отца, а дочь – в заезжего молодца! – Берта пьяно рассмеялась.
– А этот лысый? – спросил Дроня, – он кто?
– Лысый… лысый… черт! Это же Мирошка! Да-да! Тот самый родственник, не помню чей…
– Откуда ты их всех знаешь? – сложив губы куриной гузкой, скривил рот набок.
– Да прабабка твоя рассказала, чего уж тут…
– Угу, понятно. А Морошка чего в лопухах ищет? Прабабка не говорила?
– Ты чего такой дотошный?! Не видишь, что ли?! Работает человек, грядки пропалывает.
– А чего он в лопухах грядки оборудовал?
– Ну, ты и подозрительный тип, – улыбнулась Берта. – Это не лопух, да будет тебе известно! Это райское дерево. Из его семян делают касторовое масло, которым твоя мамочка выводит веснушка с курносого носа.
– Эй, ба! – вдруг воскликнул Дроня. – Смотри, какие печальные пацаны на крыльце… и одеты в картошкины мешки… я бы тоже взгрустнул, если бы меня в такую одёжку нарядили…
– Где? – уточнила бабуля. – Угу, написано, вроде, по-французски… l'exp'erience clinique… как это по-нашему… ага! Медицинский эксперимент. Не понимаю, зачем она здесь?! – Берта удивленно посмотрела на внука, пытаясь сфокусироваться на его переносице, Дроня с интересом наблюдал, как мыслительный процесс выгонят хмель из ее глаз.