Старый дом
Шрифт:
А уж как они книги описывают, вообще не знаешь, от чего помирать – от смеха или негодования. Один недавно так представил книгу Кашкина «Русские родословные разведки» (редкая, кстати, и дорогая) – дескать, это первая книга о русской разведке. А если бы удосужился хотя бы открыть то, что перед ним лежало, то увидел бы (да и на титуле написано), что эта книга – о родословиях русских дворян.
Упырь же был человек старой школы, Бабеля с Бебелем не путал и обложку от обертки отличал. И дело с ним было иметь приятно…
Только откуда
Надо было бы хоть приблизительно сосчитать, о какой сумме идет речь, и Прохоров, напрягшись, поставил на стол одну коробку и открыл ее. И тут «зять» все предусмотрел – она была не заклеена, а просто закрыта.
Наш герой вынул несколько книг, но не успел ничего конкретно рассмотреть, когда услышал за спиной голос Александра:
– И вот этот хлам может стоить больших денег?
58
– Я тебе сколько раз говорил, – заворчал Слава, потому что его только что оторвали от любимого занятия, – что этот хлам важнее и дороже, чем твои кирпичные стены и бетонные перекрытия?
– Говорить-то говорил, – не стал спорить Александр, – только поверить этому трудно…
Он взял одну из книг, лежащую сверху в стопочке, и прочитал первую строфу первого попавшегося стихотворения:
– И Эрос, терзаемый всеми, что тратили– На оргиях пламя любви,– Провидел: появятся скоро каратели– За смертную пытку любви.– И вот это стоит денег?
– Угу… – не обратив внимания на то, о чем его спрашивают, кивнул Слава, занятый своими мыслями и подсчетами.
– И сколько?
Прохорову не хотелось отвечать, потому что он знал, что последует дальше, но и не отвечать совсем было невежливо – зачем обижать хорошего, но в каком-то смысле глупого человека, с которым тебе еще придется иметь дело?
Поэтому он пошел с туза…
– Вот видишь, – Прохоров показал приятелю на наклейки, – красные коробки? Да, вот эти…
– Вижу…
– Их тут восемнадцать штук… И если все правильно продать, то можно купить пару таких квартир…
– Сколько? – едва выговорил Александр.
– А может, и больше, – добил приятеля Слава, – я еще не все просмотрел, поэтому это только первая прикидка…
– Вот это?
– Угу…
– Но ведь это хлам… – почти шепотом сказал бедный риэлтор.
Он взял со стола ту же книгу и начал разглядывать, для чего ему почему-то вздумалось крутить ее в руках, как если бы это было написано на клинописи цивилизации майя – не знаешь даже с какой стороны смотреть…
– С точки зрения лоха – да… – согласился Прохоров. – Но вот то, что ты держишь в руках, – первая книга Бенедикта Лившица. Тираж сто экземпляров, запрещена цензурой.
– Да… – протянул Александр и аккуратно положил тоненькую книжечку на стол. – А эта?
Прохоров протянул руку и взял сборник у приятеля. Поскольку у «зятя» все его сокровища, чтобы не повредить, были обернуты в кальку, то для того, чтобы понять, что именно он держит, Славе потребовалось взглянуть на титул, после чего в голове у него мелькнуло: Сон в руку…
Потому что держал он виденную недавно во сне книжку Хабиас-Комаровой «Стихетты».
– О, это знаменитый предмет, – сказал он, – и для меня значащий. Тридцать пять лет назад мне ее впервые заказали, и до сих пор я так и не смог этот заказ выполнить. А вообще посмотри сюда…
Он снял кальку с обложки и показал приятелю – никаких сомнений не было, что на обложке был изображен несколько стилизованный мужской член.
– Фига себе… – только и сказал Александр.
Прохоров положил книжку на стол, начал просматривать то, что еще оставалось в коробке, когда услышал голос приятеля:
– Он только картона вытащенный билетик– Он содвин совиный нумерок– А к нему идешь часные трети– Тумбами шибленных стег– Ночью оравь помпону скатерть– Двойные нитку вязанных артерь– А руке вшиты 100 олеографий– Наизнанку выебанных матерей.– Да, тут и внутри то же самое, что снаружи… Наверное, тоже цензура запретила, и поделом… Бред какой-то, хоть и матерный…
Прохоров сам не был любителем такой литературы, когда до смысла надо долго и трудно докапываться, но хорошо понимал, что тут он сам – лох, а потому вступился за Хабиас:
– Она отсидела вместе с мужем два месяца в тюрьме… Но, как я понимаю, эта ее книга для истории культуры имеет немалое значение…
Он выворотил из коробки самую нижнюю огромную книгу и даже сам удивился – это тоже стихи?
Оказалось – да, на титуле огромного тома значилось: Александра Милорадович «Сказки, переводы и стихотворения», Москва 1904 год. И посвящение: «С преданной любовью посвящаю дорогой матери. Село Ивановка».
– Вот це – дило… – сказал он самому себе почему-то по-украински. – Так вот ты какой – северный олень…
– Так ты что, – изумился Александр, – не знаешь эту книжку?
– Первый раз вижу, – восхищенно рассматривая бумагу ручной выделки, отличную печать и симпатичные рисунки. – Более того, никогда не слышал о такой…