Старый дом
Шрифт:
«Замерзла, – говорит, – а спички отсырели, никак лампадку не зажгу».
Помог ей путник, и осветилась часовенка огоньком свечным.
«Что ж привело тебя сюда в столь поздний час, милая девушка? – спрашивает, – или заблудилась, как я?»
«Нет, не заблудилась, – отвечает дева. – Из большого города пришла, любопытно мне на могилку одну взглянуть».
«А в ясный день к могилке не пущают, что ль?»
«Не смейтесь надо мной, господин хороший, – не обиделась дева, – а только то, что мне надобно увидеть, лишь полная луна показать
«И что же ты увидеть хочешь?»
Замолчала тут дева, опустила голову, да узелок на платке теребит.
«Так что ж… – огорчился путник, – …вижу, помешал я тебе. Пошел бы дальше, да конь притомился. Думал, переночую здесь, а с рассветом к городу поскачу. Может, и тебя подвезу».
«Так и быть, оставайтесь, – глянула ему в глаза дева. – Вдвоем не так страшно будет».
«Благодарствуй, – поклонился путник, – отваги мне не занимать».
«Поглядим, какой вы смельчак, когда филин два раза ухнет», – усмехнулась дева. Только закончила говорить, как в приоткрытую дверь донеслось глухое «у-ух».
Путник вздрогнул. Конь тихо заржал, перебирая копытами.
«Раз! – посчитала дева, – как второй раз ухнет, надо на ступени выйти и лампадкой светить по правую от ясеня сторону. Там плита криво в землю вкопана. Да на коня шоры наденьте и позади часовни покрепче привяжите. Не ровен час, испугается, да в лес убежит, а там болотисто».
«Ты, я гляжу, из бойких, – подивился путник. – Что ж, как велишь, так и сделаю. Больно мне любопытна загадка твоя».
«Смотри, ни поседей раньше времени», – сказала дева и смущенно взор потупила.
Назад он скоро обернулся и молвил:
«Сделал, как велела. Луна такая яркая, что и свечу жечь нет надобности».
«Есть надобность: лампадка нас беречь будет, не даст забрать на тот свет».
«Эх-ма, красавица, – засомневался путник, – сказками балуешь, а меня уж дремота одолевает» – Отвернулся к образам, да широко зевнул.
«Не дремота то… слышишь?» – сказала дева и приложила пальчик к губам.
«У-ух!» – донеслось из леса.
«Пора на крыльцо…»
Взяла она путника за руку и вышли они из часовни, но дальше не пошли, на крыльце остались. Стал путник позади девы, обнял ее сильными руками.
Протянула она руку со свечой в сторону покосившейся могилы.
«Гляди туда!» – прошептала и на плиту указала.
Но то был уже не камень, а человек. В лунном свете его огромный силуэт был хорошо виден. В полосатой арестантской робе, подпоясанной черным фартуком. Длинные светлые волосы, перехваченные на лбу бечевкой, спутанными космами падали на широкие плечи. Пустые глазницы смотрели на часовню.
Позади тихо скрипнула дверь, но обернуться не было сил ни у путника, ни у девы. Внезапный страх сковал их тела, превратив обоих в истуканов.
Внезапно большое белое облако опустилось на край могильного холма. Но то не облако было, а призрачная женщина необычайной красоты. Она простерла над могилой руки и словно из жерла вулкана из могилы начала
Крупный ком, отброшенный неведомой силой, упал ровнехонько перед застывшими зрителями. Ноги девы подкосились. Лампада выпала из рук. Подхватив на лету свечу, путник опустил девушку на ступени. Сам остался стоять, не отрывая взгляда от происходящего.
Меж тем, красавица-облако медленно спускалась в разверзшуюся могилу. Сложив на груди руки, за нею молча следовал арестант.
«Как в преисподнюю ведет», – подумал путник и мысленно перекрестился.
Призраки скрылись под землей.
Третий раз ухнул филин. Путник глянул на ясень, но птицу не увидел. Как не увидел более и развороченной могилы. Прелая осенняя листва покрывала вековое погребение, не оставив и следа от увиденного им только что действа.
«Привиделось что ли от усталости?» – подивился он.
«Не привиделось», – ответила очнувшаяся дева.
«Чего ж ты падаешь, бойкая? Еле успел свечу перенять», – пожурил ее легонько.
«А того, что матушка то моя была», – ответила дева, не сводя взгляда с могилы.
«Да, неужто?! А каторжник, стало быть, батюшка?»
«Не ведаю кто, – обиделась на насмешника дева. – Гляди, куда она землю из могилы отбросила – прямиком мне под ноги».
«Может, она тут и лежала, а мы не заметили?» – опять засомневался путник. Ударил сапогом по темнеющему на ступени кому, да скривился от боли. Осыпалась земля, ослепительно заблестело чистое золото.
«Ох, чудо небесное!» – восхитился путник, прикрывая очи от яркого блеска.
«Я жить здесь стану! – топнула ногой дева. – Матушка знак мне дала».
«Почему тебе? Может, нам обоим? – загорелись лукавым огнём глаза путника. – А выходи-ка ты за меня замуж, милая девушка», – сказал он и поцеловал ее крепко-крепко… Эй, ты меня слушаешь? – спросила Берта, притормозив у стола.
Но Дроня не ответил. Свесив кудрявую голову на грудь, он сделал вид, что уснул, но сам исподтишка наблюдал за бабулей. Вот она допила коньяк и тихонько крадется к нему. Дроня зажмурился и усердно засопел.
– А для притворщиков я дважды повторять не буду, – услышал над ухом ее голос, – и не проси!
– Ну, ба, чего разбудила? – раскололся он и потер ухо.
– У тебя дрожали ресницы, стало быть, ты подглядывал за мной, а вовсе не спал.
– И чего?! Скукотень одну гонишь. Когда уже самый трэш начнется?
Берта рассмеялась и снова наполнила стакан. Выпила, пошатнулась, но удержалась.
– Может, сядешь? – предложил Дроня. – Глаза устали за тобой бегать.
– Пожалуй, сяду, – Берта плюхнулась на стул и провозгласила: – А вот теперь – трэш! Через некоторое время урочище вновь ожило. Обосновалась там семья Мякишей: глава семейства Андрей, его беременная жена Агриппина и их шестилетний сын Андрей-младший. Взяли они себе в помощники кузнеца Курта и горничную Катерину, рыжую бестию.