Старый дом

Картуш Катерина

– Впрочем, я так и думал. Тогда зачем устроили спектакль в оранжерее?

– Хотела узнать правду от вас.

– Дорогая Хельга, – вздохнув, сказал Гордон, – правда состоит в том, что это была моя идея, которую я аккуратно вложил в голову Роберте.

– О! – вымолвила Хельга вместо ожидаемой им тирады о человеческой подлости.

И пока она не опомнилась, он быстро продолжил:

– Видите ли, как это ни прискорбно, но у Маккишей шансов нет. Пока не появится лекарство от рака, вы так и будете хоронить своих детей

тридцатилетними. Этого вы хотите?

– Но разве вы не на пороге великого открытия?! – Она была явно ошеломлена, иначе не затронула бы запретную тему. – Ведь Эдвард…

– Дорогая Хельга, – резко перебил ее Гордон, – я не могу быть гениальным все двадцать четыре часа – не останется времени на бритье. – Он поднялся, подошел к столу, плеснул в стакан виски, и, прополоскав десны, проглотил. – Лорду Байрону мое почтение – это его цитата.

– Тогда верните мне расписку. – В голосе Хельги зазвенели хрустальные льдинки.

– Босфор! – позвал Гордон и пропустил еще стаканчик.

Потом, прихватив со стола бутылку вина, он вернулся к камину. Сунул бутылку Хельге, сам упал в кресло и закинул ноги на пуф.

Ждать пришлось недолго. Помахивая кончиком хвоста, кот важно прогарцевал через столовую, притормозил возле пуфа и сфокусировался на хозяине.

– Иди сюда. – Гордон похлопал рукой по обивке кресла. Кот обнюхал подошвы его ботинок, возлежащих на пуфе, мяукнул и запрыгнул на колени… к Хельге.

– Ты мой красавец, – засмеялась она, отставив выпивку. Теперь ее руки были заняты исключительно пушистым предателем.

– Эх, Бося, Бося… – Гордон выбрался из кресла и, склонившись над котом, ловко расстегнул ошейник. Из поперечного шва вытащил бумажную «гармошку» и протянул ее Хельге.

– Ваша расписка, сударыня – можете подавать на алименты, – сказал он. Потом кивнул на ошейник и тихо добавил: – Кстати, неплохой тайник… и для алмазов в том числе. – Застегнув ремешок, он выдернул кота с теплого места и опустил на пол. – Все, гуляй!

Глубоко обиженный Босфор удалился. Гордон повернулся к Хельге. Она нервно развернула бумагу и начала читать:

– Мы, нижеподписавшиеся… тра-та-та… обязуемся не предъявлять каких-либо претензий материального и иного толка… тра-та-та… в отношении Кронбика Гордона Оттовича, чей биоматериал был предоставлен для оплодотворения яйцеклетки Маккиш Хельги Карловны… такого-то числа и года… подпись Берты и моя. Замечательно! – воскликнула она с облегчением и… порвала расписку на мелкие кусочки.

– Что? – спросил Гордон, склонившись к ее лицу. – Все так плохо?

– Хуже некуда, – выдохнула Хельга. – Мы почти нищие.

Своим печальным видом она не оставила ему выбора… Он ее поцеловал. Сначала как-то воровато, и вроде бы из жалости или в преддверии ее жеманства: «Да как вы смеете?!», но, не встретив сопротивления – скорее наоборот, он наплевал на условности и вдавил горячим французским: «Еще

как смею!» ее совершенное тело в кресло.

И плевать, что кашмирский ковер залит красным вином из опрокинутой бутыли, зато как искусно налипли на него обрывки бумаги, выпавшие из разжатой ладони Хельги.

«Образчик нечаянного абстракционизма», – подумал Гордон и закрыл глаза.

***

– И как ты теперь поступишь? – взволнованно спросила Хельга и зашуршала конфетным фантиком.

– Надо подумать, – усмехнулся Гордон, натянув джинсы.

Но думать совершенно не хотелось. Пока было ясно одно: он готов признать сына, дать ему свою фамилию, содержать и баловать. Но как быть с матерью мальчика?

Если они с Робертой решили поправить свое материальное положение за его счет, то здорово просчитались. Он добьется, чтобы суд обязал Маккишей ежемесячно предъявлять ему детальный отчет о расходах по алиментам. Пусть он и переспал с блондинкой, но жениться на ней вовсе не собирался.

– Будем плыть по течению, а там – куда выплывем, – честно ответил он, просунув голову в ворот джемпера. Немного запутался в рукавах, но в целом справился – надел… наизнанку.

– Понятно: вывернулся, – обиженно проговорила она и причмокнула леденцом.

– Сам вижу, – согласился он и осмотрел идеально-ровные стежки. – Гм, а так даже интересней… Что-нибудь выпьешь? – Он бросил взгляд на Хельгу.

– Нет, мне на работу пора, – сказала она, перекатывая во рту леденец на тонкой палочке, торчащей из припухших губ. – Пожалуй, приму душ. А где же мои?..

– Воздушные кружева в ванной, платье в гардеробной, – подсказал Гордон. Сложив на груди руки, он с интересом наблюдал, как она вылезла из одеяльного кокона и встала с кровати. Подняла руку, чтобы поправить растрепавшиеся волосы и вдруг покачнулась, закатив глаза.

– Миледи, вы в порядке? – воскликнул он, метнувшись к Хельге. Подхватил ее на руки и уложил на постель. Аккуратно вынул из приоткрытого рта белую трубочку, поднес к носу: «Мята».

– Этого еще не хватало, – пробормотал он, сунув пластик в карман. Снова склонился над Хельгой: приподнял веки – зрачки расширены, белки с розоватым оттенком, проверил пульс – учащенный, но не критично, кожа чистая, судорог нет.

Облегченно выдохнув, он легонько шлепнул симулянта по щеке.

Хельга застонала и открыла глаза.

– Что случилось? – спросила она испуганно. Хотела приподняться, но он не дал, пригвоздив строгим взглядом.

– Где ты взяла конфету? – спросил он.

– В холле, из «аквариума». А в чем дело? – Ее тело покрылось мурашками, а под носом выступил пот.

– Точно в холле?

– Точно! – почти выкрикнула она. – Да что случилось?

– Переизбыток адаптогена. – Гордон погладил ее по плечу и коснулся губами лба: холодный. – Сосуды расширились, давление упало и, как следствие…