Старый кантонист
Шрифт:
Я жестом указал на окно, в которое продолжал стучать и кивать головой мертвец…
Все были ошеломлены…
— Неужели воскрес!?. — сказал разводящий.
Сбежались караульный начальник, дежурный ординатор, фельдшер. Вошли в мертвецкую. Мертвец сидел на столе.
— Его сегодня ночью вынесли из третьей палаты, — удивился фельдшер.
— Ну и вынесли в обморке, — сказал врач, — а тут от холода он пришел в себя… Хорошо, что часовой дал знать, а то бы к утру он конечно замерз.
Его завернули в теплое
Я сменился и пошел домой…
На следующий день меня вызвал к себе Асмодей и подробно расспрашивал о том, что случилось ночью.
Я рассказал.
— Ну, братец ты мой, герой ты настоящий… Другой бы на твоем месте умер со страху…
И я по его лицу видел, что он бы на моем месте умер со страху: так суеверен он был и глуп.
— Ну, а на счет того, что ты мне ружья не дал, получишь награду…
Выйдя от него, я подумал:
— Теперь, пожалуй, мне можно проситься на побывку…
Глава XVII. «У Христа за пазухой»
Я стал обдумывать, каким образом приступить к ходатайству об отпуске. Это было дело не легкое. Прямо к полковнику я не имел права обращаться. Я должен был доложить по начальству, начиная с отделенного. Наш фельдфебель, старый суровый унтер, считал отпуска баловством и никогда не докладывал о них ротному.
«Обратиться прямо к Асмодею?..» думал я. — А вдруг он обозлится, почему «не докладывал по начальству?».
Наконец я все-таки решился обратиться к полковнику, а на всякий случай доложить и по начальству.
Но, когда я приблизился к дому, полковника, меня взяла оторопь, и я зашел посоветоваться к повару.
Он выслушал меня и сказал:
— Сначала мы дернем по одной «у Христа за пазухой», а потом рассудим, как быть с Асмодеем. — И он достал из-за иконы полную бутылку водки. — Свеженькая, брат, неначатая. Сегодня только принес. Молодец, что пришел к началу. Много мы не будем пить, раз, раз и готово. А когда от него придешь, мы уж тогда выпьем… Ты только слушай меня. Отпуск тебе будет, уж это я твердо знаю. Постараюсь для приятеля: уж так и быть. А сейчас я те дам такую закуску, что никакого духа водки не будет, как с гуся вода. — И подал моченый арбуз.
Мы выпили и закусили. Потом он дал мне стакан крепкого чаю:
— Поешь еще арбуза, потом выпей чай, а после закури. А я пойду к экономке, попрошу, чтобы она тебе помогла. Недаром же она у меня водку прячет. Долг платежом красен. Она хоть и того… он ее намедни тоже выпорол тут, одначе она же все-таки ему вроде как бы жена. Ну, он ей все-таки и уважит. Баба же она, как ни говори, а еще молодая. Ну, он ее и того, любит ее… — Повар вышёл.
Несколько минут спустя он вернулся.
— Ну вот, дело сделано; выкури всю цыгарку и иди к нему. Она уж там устроит. Вали, брат, и заходи после ко мне.
Просьба
Выпив с поваром и прослушав несколько рассказов его о том, как ловко он об’езжает Асмодея и его экономку, я отправился домой.
— Вот он идет, — сказал мой хозяин, когда я переступил через порог, — вы все-таки дождались его, обратился он к сидевшей в комнате незнакомой мне женщине.
Лицо ее мне кого-то напоминало, точно я видел его когда-то молодым и красивым. По голосу и движениям видно было, что она еще молода, но постарела раньше времени.
Она оказалась моей землячкой, и я знавал ее молодой жизнерадостной девушкой. Она вышла замуж, но скоро мужа ее отдали в солдаты, и он пропал без вести.
— Я долго плакала, горевала, — рассказывала она по-еврейски, — десять лет я все плакала, глаза свои выплатила, постарела…. Потом я отправилась разыскивать его. И через шесть лет я нашла его живым, но крещеным. Теперь его зовут Иван Тарасыч Берков и служит он фельдфебелем в вашем батальоне…
— Иван Тарасыч ваш муж?.. — удивился я. — Это же мой фельдфебель… Я и не думал, что он выкрест. Он не похож на еврея: настоящий русский.
— Да, он изменился очень… Тогда он был юношей, а теперь глядит стариком, но я его узнала. А он не признает меня… Я говорю ему: «Залмон, неужели ты не узнаешь меня»? А он отвечает: — «Ничего я не знаю. Я русский и по-жидовски не понимало». Теперь не знаю, что мне делать? Мне говорили, что полковник вас любит, и я хотела попросить вас пойти к нему со мной.
Мне было страшно опять обращаться к полковнику, и я стал отказываться.
— Может быть, вы знаете такого человека, который бы мог мне помочь? — просила женщина.
Я подумал о поваре.
— Да, есть у меня знакомый, но не ручаюсь за успех. Впрочем пойдемте. Может, что-нибудь и выйдет…
Мы пошли…
— А, брат, опять тут, — весело встретил меня повар.
Я рассказал, в чем дело.
— Прохвост, — сказал он про фельдфебеля, — знаю я его; такой огурец. Н-да…
Он предложил опять дернуть «у Христа за пазухой». Но мне удалось убедить его раньше дело сделать, а потом уже дернуть.
— Ну, быть по-твоему, — согласился он. Пойду к шлюхе.
Несколько времени спустя он вернулся в сопровождении молодой красивой женщины; она курила, держа папироску в левой руке, и старалась произвести впечатление дамы. Однако модное городское платье не шло к ней, несмотря на ее красоту. Это была настоящая деревенская красавица, угловато и неловко двигавшаяся в стеснявшем ее наряде.
— Это ваша сродственница? — спросила она у меня.
— Ну да, — подсказал повар, — я же сказывал…
— Пойдемте к полковнику, я доложила о вас.
Я рассказал полковнику обстоятельства дела.