Старый, но крепкий 2

Крынов Макс

Рик поднял взгляд на нас, но не прекратил работать — его пальцы продолжали скрести карандашом по журналу.

— Где растение? — спросил он спокойно, не отрываясь от бумаг.

Я ощутил, как взгляды всех присутствующих устремились на меня. Здоровяк и мелкий не проронили ни слова, просто смотрели. Я выждал пару секунд, и когда тишина стала затянутой, хлопнул себя по лбу:

— Ах да! Простите, мастер Рик, задумался. Тут всё, как вы просили.

Я полез в короб за пазухой и достал нужный контейнер.

Глаза здоровяка чуть расширились —

он явно не ожидал такого поворота. Мелкий тоже выглядел удивлённым, но быстро скрыл это за маской безразличия. А вот Рик даже бровью не повёл. Он взял контейнер из моих рук, открыл его, мельком заглянул внутрь и захлопнул крышку:

— Молодцы. Отличное качество. Китт, есть ещё чем меня порадовать?

Я с трудом удержался от того, чтобы не фыркнуть вслух. Пусть жена тебя радует, говнюк.

— Увы, больше ничем порадовать вас не могу, — ответил я.

Рик махнул рукой:

— Тогда свободен.

Я уже повернулся к двери и сделал шаг вперёд, когда его голос вновь остановил меня:

— Ты ведь понимаешь, что о том, что ты видел на горе, стоит молчать?

В комнате было трое человек кроме меня: Рик, здоровяк, мелкий. И я точно знал — стоило Рику отдать команду, и грабители позаботятся о том, чтобы я отправился на гору, удобрять ледяные сердца.

Я развернулся к нему лицом и постарался изобразить максимальное спокойствие:

— Разумеется, господин Рик. Я прекрасно представляю, что может случиться с человеком, который решит вас расстроить.

Он смотрел на меня долго и пристально — так долго, что я начал сомневаться в своих словах, и чуть было не отвел взгляд. Но наконец он кивнул:

— Ладно, я верю тебе. А теперь — иди.

Я вышел из кабинета и направился по коридору к выходу. Шаги мои были медленными и размеренными — я специально замедлялся, потому что внутри меня всё кричало «беги!».

Я боялся услышать за спиной шаги или окрик — любой знак того, что меня решат остановить.

Миновав коридор, я толкнул входную дверь и оказался во дворе. Схватил шест и пошел дальше столь же спокойным шагом. Наконец, целую вечность спустя, я толкнул калитку и вышел из дома целителя.

Ожидал чего угодно: выстрела из лука в спину, рыка здоровяка за спиной или атаки Ларна из темноты… Но ничего такого не произошло. Я выбрался.

Ноги сами понесли меня прочь. Лишь оказавшись достаточно далеко от дома Рика, я позволил себе остановиться и перевести дух.

Глава 2

Закончив медитацию на холме, я решил спуститься вниз, но не по ступеням, а по траве.

Мягкий ковер из травы приятно щекотал мои ступни. В груди ещё пульсировала тишина и спокойствие.

Я вдыхал аромат сырой земли и деревьев, любовался невероятно голубым небом. И понимал, что получив новую жизнь и яркие чувства молодости, боюсь потерять всё это. Я хочу прожить эту жизнь лучше, и буду стараться, хотя без ошибок не выходит и не выйдет. Жизненный

опыт через призму молодого тела в новом, доселе незнакомом мне мире казался ничтожным. В старости уехать из деревни в город или наоборот — стресс. Пожилой человек может теряться в незнакомой обстановке и с трудом осваивает новое. Иногда — мышление закосневает. А тут меня забросили даже не из города в деревню, а в другой мир, в другую эпоху. И то, что мне вручили память местного жителя, сильно ситуацию не исправило…

Я вздохнул и перевел взгляд вниз.

С этого холма открывался изумительный вид на главную улицу города — широкую, пыльную и постоянно оживлённую. Именно на нее я и выхожу, надев сандалии. Пробираться переулками больше не нужно, проблема с Асурой улажена.

По дороге чаще других попадались серые люди — самый бедный слой нашего народа. Они словно растворялись в городской суете: блеклые, как тени в пасмурный день. Их лица были измождёнными, но с живым взглядом. Это крестьяне, люди, которые трудятся, чтобы выжить. На самом деле на них держится город: они кормят всех жителей и, наверное, даже не задумываются об этом.

Шагаю мимо вставшей посреди улицы повозки. Возница — мужчина с красным лицом и растрёпанными волосами — махал кнутом и выкрикивал ругательства, но это не помогало ему сдвинуть понурую лошадь.

Впереди показался храм. Красная черепичная крыша имела изогнутые вверх края. Деревянные стены покрывала роспись в чёрных и красных цветах. Китт помнил, что стены внутри храма расписаны сценами, изображающими жизнь духов и местных божеств — Ками.

Вход «охраняли» два терракотовых стража с карикатурными лицами, будто вылепленными ребенком.

Храм по большей части был старым, покосившимся, с трудом сохранял своё былое достоинство.

У крыльца сидел человек без ног. Одет он был в потрепанную и очень скромную одежду, по всей видимости, стиравшуюся лишь под случайными дождями. Лицо бедолаги было испещрено глубокими морщинами. Калека держал на коленях простенькую лютню, перебирал грубыми пальцами изношенные, но всё ещё звонкие струны. Неподалёку, на самом видном месте стояла глиняная плошка для подаяний.

Его образ отчего-то привлёк меня, и я остановился, чтобы послушать искалеченного музыканта. Голос калеки звучал хрипло, но удивительно сильно.

— … он шепчет мне в ухо: 'Сдавайся, старик,

Твой путь завершён, ты устал и поник!'.

Но я не сдаюсь, я стою, как скала,

Надежда моя в сердце пламя зажгла!..

Он продолжал напевать под мелодию лютни. В песне присутствовало что-то гордое и горькое одновременно.

Я достал несколько монет из кармана и опустил их в тарелку. Мужчина благодарно кивнул мне, но петь не перестал.