Старый, но крепкий 4
Шрифт:
Через мгновение на камне вспыхнула черная печать, едва заметная в темноте. Это была моя страховка. Если все пойдет не так, как я надеюсь, я смогу вернуться сюда в мгновение ока. Если старик ведет меня на заклание, я выберусь.
— Не отставай, — бросил через плечо Линь, не замедлив шага. Не заметил, или сделал вид, что не заметил моих манипуляций.
— Да, мастер, — отозвался я и поспешил за ним.
Мы шли дальше. Факелов с собой не брали — они нам были не нужны. Оба мы видели в темноте. Но эта способность
— Видишь эти рисунки? — вдруг спросил Линь, кивнув на одну из стен.
— Да. Это техники?
— Когда-то были, — кивнул он. — Но их давно усовершенствовали и перенесли на свитки. А те, что остались здесь… ну, скажем так, они не стоят того, чтобы их изучать.
Линь говорил с таким равнодушием, будто все эти фрески и рисунки на стенах — не больше, чем детские каракули.
— Раньше здесь проводили испытания для тех, кто хотел вступить в секту, — продолжил он после паузы. — Запирали их в этих подземельях на сутки. Без еды, без воды. Только пара десятков свечей, тьма и эти рисунки вокруг. Тем, кто хотел выжить, нужно было изучить любую технику.
— И что случалось?
— Выживало трое из десяти, — сказал он спокойно. — Но те трое выходили другими. Сильнее, чем сейчас. Духи выпивали неудачников и одаривали силой оставшихся. Потом мы отказались от этой практики. Слишком жестоко, даже для нас.
«Даже»?
Мы спустились еще ниже. Лестницы становились круче, воздух холоднее. Линь вдруг заговорил о другом:
— Китт.
— Да?
— Помнишь, когда мы путешествовали, ты говорил мне, что хочешь сделать человечество лучше? Не изменились ли твои цели?
— Нет, — ответил я после короткой паузы. — Не изменились.
— Тогда напомни мне, чего ты хочешь достичь? — спросил он.
Я вдохнул глубже и заговорил с жаром, которого сам от себя не ожидал:
— Я хочу сделать так, чтобы люди меньше страдали. От болезней, от нападений духовных зверей. Хочу избавиться от этих существ, которые живут в руинах наших предков. Хочу объединить людей, чтобы они научились давать отпор этому миру вместе. Вместе мы сможем переселиться туда, где больше Ци и меньше тварей. Где люди могут жить лучше.
Я видел перед собой счастливых детей в бедняцких кварталах с соломенными крышами — они бегали босиком по грязным улицам и смеялись так искренне, будто не замечали разрухи вокруг себя. Этот контраст всегда разрывал меня изнутри: как можно быть счастливыми в таком мире? Как можно принимать это? Очень просто: они просто не видели другой жизни.
— Люди заслуживают большего! — сказал я громче, глядя в спину шагающему впереди Линю. — Они могут быть сильнее всех опасностей этого
Не знаю, что конкретно зацепило старика в моих словах, вот только он остановился и повернулся ко мне. Лицо мастера было спокойным, но в глазах поселилась странная грусть.
— Достойная цель, — сказал он тихо. — Как я и говорил раньше… достойная цель. Но сейчас я буду искреннее с тобой. Ты ученик секты и имеешь право знать правду.
Он сделал шаг вперед и жестом указал на коридор перед нами.
— Мы почти у алтаря. Когда дойдем, я покажу тебе, что делает твою цель невозможной.
Заинтриговал старикан. Я уже хочу это увидеть. Какая-то неведомая угроза? Запрет городам объединяться?
Мы шли дальше, и воздух становился всё тяжелее. Тьма вокруг нас густела еще сильнее, становилась почти осязаемой. Я чувствовал, как она обволакивает меня: мертвецки холодная, чуждая даже практику Тьмы.
Наконец коридор закончился, и мы вышли в огромный зал. Как и в прошлый раз, первое, что бросилось в глаза — массивный алтарь из черного камня. Как и в прошлый раз, от него веяло чем-то древним и зловещим.
Пахло тленом, пылью, сыростью и разложением. Холод пробирал до костей, и я невольно поежился. За нами словно кто-то наблюдал. Некто древний и голодный.
Линь остановился у алтаря и повернулся ко мне. Его лицо оставалось спокойным, но в глазах читалась та самая усталость, которую я замечал раньше.
— Это алтарь нашей секты, — сказал он тихо. — Ты здесь уже был, верно? Это место не принадлежит живым. И никогда им не принадлежало.
Я сглотнул и почувствовал, как мои пальцы непроизвольно сжались в кулаки.
— Ты готов? — спросил он.
— Что мне нужно сделать?
— Принести клятву верности секте. Ты должен окропить алтарь своей кровью — это символ твоей готовности отдавать свои силы ради секты. А потом — произнести слова.
Внутри меня многое протестовало против этого ритуала: не из страха боли, а из-за того самого ощущения чуждости, которое исходило от алтаря. Я уже не сомневаюсь, что Линь не хочет приносить меня в жертву или устраивать что-то иное, столь же нехорошее: слишком уж спокоен старик, слишком естественно себя ведет. Да и не нужно было бы тогда ему выдумывать свое родственное отношение ко мне.
Я сделал шаг вперед. Линь протянул мне нож — небольшой клинок с чёрным лезвием и рукоятью, украшенной странными узорами.
— Режь кожу на тыльной стороне ладони, — сказал он спокойно. — Обычно ученики режут пальцы или саму ладонь, а потом ходят и морщатся при работе и тренировках, как идиоты, пока не доберутся до зелий.
Лезвие оказалось неожиданно острым — оно легко рассекло кожу, и кровь закапала на алтарь. Я почувствовал слабую дрожь под ногами, будто само помещение откликнулось на мой жест.