Старый порядок и революция
Шрифт:
3. Распад свободных городов Германии.
– Имперские города (Reichstadte). (к стр.21)
По мнению немецких историков, наибольший расцвет этих городов приходится на XIV и XV века. Они были в то время средоточием богатства, искусства, знаний, властителями европейской коммерции, наиболее мощными центрами цивилизации. На севере и юге Германии они образовали независимые конфедерации с проживающим в округе дворянством, подобно тому, как в Швейцарии города заключали союз с крестьянством.
В XVI веке города сохраняли свое благополучие. Но период упадка наступил. Тридцатилетняя война ускорила разорение городов. В этот период не осталось почти ни одного города, который бы не был разрушен или разорен.
Тем не менее Вестфальский договор отзывается о них положительно и сохраняет за ними характер непосредственных владений, то есть земель, зависящих только от Императора.
Все города были обременены внутренними долгами, происхождение которых отчасти объяснялось тем, что имперские налоги с городов взимались с учетом их прежнего великолепия, а отчасти и тем, что управление в городах было совершенно негодным. И что особенно следует отметить, так это то, что дурное управление кажется следствием присущей всем городам скрытой болезни независимо от формы правления. При аристократическом, равно как и при демократическом правлении жалобы поступают сходные по крайней мере, они одинаково эмоциональны. Говорят, что аристократическое правление обращается в замкнутый кружок небольшого числа знатных фамилий; здесь правит частный интерес, процветает покровительство. При демократии повсюду проявляется чиноискательство и взяточничество. В обоих случаях жалуются на недостаток честности и бездействие властей. Император вынужден беспрестанно вмешиваться в дела городов, дабы восстановить порядок. Города постепенно пустеют, впадают в нищету. Они перестают быть очагом германской цивилизации; искусства оставляют их и блистают в новых городах, созданных государями и представляющих новый мир. Торговые пути обходят их стороной; их прошлая энергия, их патриотическая мощь исчезают. Гамбург остается практически единственным центром богатства и просвещения, но в силу особых лишь ему присущих благоприятных обстоятельств.
ПРИМЕЧАНИЕ ПЕРЕВОДЧИКА
(*) Мы слышали, что и галлы блистали некогда военными доблестями (лат.)
КНИГА ВТОРАЯ
ГЛАВА I
ПОЧЕМУ ФЕОДАЛЬНЫЕ ПРАВА СДЕЛАЛИСЬ НЕНАВИСТНЫ НАРОДУ ФРАНЦИИ ГОРАЗДО БОЛЕЕ, ЧЕМ В ДРУГИХ СТРАНАХ
Одно обстоятельство поражает нас прежде всего: Революция, целью которой было повсеместное уничтожение остатков средневековых институтов, разразилась не в тех странах, где институты сохранились гораздо лучше и где народы в большей степени ощущали на себе их давление и строгость, но, напротив, в тех странах, где тяготы эти ощущались слабее. Таким образом, бремя феодализма казалось совершенно непереносимым именно там, где в действительности оно было наименее тяжелым.
В конце XVIII века почти по всей Германии(1) крепостничество еще не было полностью уничтожено, и в большинстве случаев народ оставался прикрепленным к земле. Почти все солдаты армий Фридриха II и Марии-Терезии были настоящими крепостными.
В большинстве немецких государств в 1788 году крестьянин не мог оставить господское поместье, а если он его и покидал, то подлежал повсеместному преследованию и возвращению обратно силой. Крестьянин здесь подчинен суду господина, следящего за его частной жизнью, наказывающего за невоздержанность и леность. Крестьянин был не в праве ни возвыситься в своем положении, ни изменить рода занятий, ни жениться без согласия господина. Лучшие молодые годы отдавались дворовой службе. Барщина существует во всей своей полноте и в некоторых районах отнимает до трех дней в неделю. Крестьяне ремонтировали и поддерживали порядок в господских сооружениях, доставляли па рынок продукцию хозяйства, возили своего хозяина и исполняли его поручения. Тем не менее крепостной может стать собственником, но его право собственности всегда будет очень несовершенным. Он будет обязан обрабатывать свой надел определенным образом и под надзором сеньора; он не может ни продать, ни заложить надел по своему усмотрению. Его то заставляют продавать получаемые со своей земли продукты, то, напротив, запрещают их продавать, но крестьянин был обязан заниматься обработкой своего клочка земли, он даже не мог передать свою землю по наследству детям - обычно часть ее удерживалась сеньором. ( стр.25)
Я обнаружил упомянутые уложения не в древних законах - я сталкивался с ними повсюду, вплоть до кодекса, подготовленного
Во Франции уже давно не существовало ничего подобного: крестьянин здесь приходил к сеньору, уходил от него, продавал, покупал, заключал сделки, работал по своему усмотрению. Последние остатки крепостного права здесь обнаруживались лишь в одной или в двух восточных провинциях, перешедших Франции вследствие завоевания. Во всех прочих провинциях крепостничество исчезло, более того - отмена его восходит к столь давним временам, что самая дата отмены давно позабыта. Научные изыскания, проведенные в наши дни, доказывают, что с XIII века оно уже более не встречается в Нормандии.
Но в условиях жизни французского народа был и другой переворот: крестьянин не просто перестал быть крепостным, он стал собственником земли. Факт этот, еще и сегодня недостаточно изученный, как мы увидим в дальнейшем, возымеет столь серьезные последствия, что я позволю себе остановиться на его рассмотрении подробнее.
Долгое время считалось, что начало разделу земельной собственности положила Революция. Однако различного рода свидетельства доказывают противоположное.
По меньшей мере за двадцать лет до революции мы обнаруживаем разного рода сельскохозяйственные общества, уже сожалевшие о чрезмерной раздробленности земли. "Раздел наследства, - говорит Тюрго примерно в это же время, происходил таким образом, что надел достаточный, чтобы прокормить одну семью, делится между пятью, или шестью детьми. Вследствие этого дети и их семьи теперь уже не могут прокормиться одною землею". Несколькими годами позже Неккер скажет, что во Франции существовало великое множество мелких земельных собственников.
В одном донесении, направленном интенданту за несколько лет до Революции, я читаю следующие строки: "Передаваемое по наследству имущество делится поровну между наследниками, и сей факт не может не настораживать, ибо каждый хочет иметь свою долю от целого, в силу чего клочки земли беспрерывно делятся и дробятся до бесконечности". Не правда ли, можно подумать, что сии строки написаны в наши дни?
С неимоверными трудностями я попытался воссоздать в некотором роде кадастр Старого порядка и преуспел в этом. В соответствии с законом 1790 г., устанавливавшим поземельную подать, каждый приход обязан был составить описи имений, расположенных на его территории. Описи эти большей частью исчезли. Тем не менее мне удалось раздобыть такие описи в некоторых ( стр.26) деревнях и, сравнивая их с сегодняшними, я убедился, что в этих самых деревнях число собственников превышало на половину, а часто и на две трети количество сегодняшних владельцев земли. Сей факт кажется особенно примечательным, если учесть, что общая численность населения во Франции возросла с того времени на четверть.
Уже в те времена, как и ныне, крестьянин отличался исключительной любовью к земле, в нем возгорались все страсти, связанные с владением землею. "Земля всегда продается выше своей стоимости, - отмечает замечательный современный обозреватель, - что связано со всеобщим стремлением стать собственниками. Во Франции все сбережения низших классов, что в иных странах обычно помещаются под проценты у частных лиц и в государственных фондах, предназначены для приобретения земли".
Артур Юнг во время своего первого визита в нашу страну был поражен именно большой раздробленностью земли среди крестьян. Он утверждал, что половина всех земель Франции отдана в крестьянскую собственность. "Я и не представлял себе подобного положения дел", - повторял он. И действительно, такое положение дел можно встретить только во Франции или в сопредельных с нею странах.
В Англии также существуют крестьяне-собственники, но численность их все уменьшается. В Германии во все времена и почти повсеместно можно было обнаружить свободных крестьян, имевших в полной собственности земельные наделы(3). В самых древних германских обычаях отражаются особые и подчас довольно необычные законы, управлявшие собственностью крестьянина. Но такого рода собственность всегда считалась явлением исключительным, и количество мелких собственников было крайне невелико.
Германские земли, в которых в конце XVIII столетия крестьянин имел собственность и был почти таким же свободным как и во Франции, расположены большей частью вдоль Рейна(4). Именно в этих районах быстрее всего распространялись революционные настроения Франции, проявившиеся здесь с наибольшей силой. Напротив, в землях, долее прочих сопротивлявшихся проникновению революционного духа, ничего подобного не наблюдалось. Этот факт достоин внимания.