Старый Свет. Книга 4. Флигель-Адъютант
Шрифт:
– Не обессудьте? – Царёв провёл руками по стриженой голове и проговорил спокойным тоном: – Нет уж, это вы тогда не обессудьте. Погибли сорок человек, которые вверили мне свою честь, жизнь и душу. Лицо каждого из них стоит у меня перед глазами! Я прекрасно знаю, из каких они семей, что любили и чего не переносили. Это были прекрасные люди. И тех, кто виновен в их гибели, ждёт страшная кара. А тем, кто попробует встать на моём пути и помешать возмездию, лучше бы и вовсе не родиться на свет.
Тихий голос императора заполнил собой всю комнатку и, кажется, проникал в самую душу. Его глаза метали громы и молнии, и на подоконнике
– Пойдёмте, шеф, – сказал он. – Здесь у нас не будет проблем.
Я никогда не видел несгибаемую Саламандру в таком жалком виде. Она вся сжалась в своём кресле, судорожно припав губами к сигарете, и провожала нас немигающим испуганным взглядом.
В нумерах нас ждала открытая крышка сундука, грязные следы на полу и подоконнике и беспорядок. Граната лежала на месте, ни одна из вещей не пропала. Кажется, гости заглянули к нам в комнату, открыли сундук, осознали прозрачный намёк и ушли.
– Кто-то среди бела дня шарит по вещам постояльцев? – удивился Иван. – В самом центре империи? Послушайте, шеф…
– Мы этого так не оставим, – кивнул я.
Хотя портье нас и предупреждал о чём-то подобном, но одно дело – слышать, а другое – стать непосредственным свидетелем такой неслыханной наглости и самоуверенности.
Мы спустились вниз, остановившись лишь раз. В одном из номеров явно шла пирушка, оттуда слышались громкие голоса, музыка из патефона и женские визги. В какой-то момент мне показалось, что раздались звуки ударов, поэтому мы и сбавили ход, но потом шум вернулся к прежнему уровню, и мы спустились по лестнице к стойке.
– Я говорил им, что к вам соваться не нужно, но… – Юноша шмыгнул носом. Под глазом у него расползался внушительный лиловый бланш.
– И сколько этих «их»? И чьих они будут?
– Известно чьих… Тут все деловые под Вассером ходят. Почитай от Саркела до Биляра его вотчина. Хорошо, к нам редко забредают.
– Так сколько их? – надавил я.
– Четверо. Душегубы! – Он как-то по-особому глянул в сторону лестницы.
По ступеням простучали босые ноги, растрёпанная девушка с размазанной по лицу яркой косметикой пробежала мимо нас, удерживая обрывки платья и глотая слёзы. Мы с Царёвым переглянулись. Эти душегубы что, жили прямо тут? Это они устроили бардак там, за дверью?
Иван коротко кивнул, мол, понял, справимся.
– Ты вот что, парень… Скажи им, что мы из ювелирного вернулись и хвастались, мол, девкам своим цацек накупили. И вот что у меня из кармана выпало. – Я катнул к нему по стойке серебряную монету.
– Но они же тогда вас убивать придут! – выдохнул он. – А мне потом нумер отмывай…
– Отмывать придётся, это да. – Я щелчком пальца отправил к нему вторую монету. – Справишься?
Мы поняли друг друга без слов. Иван пройти мимо просто не мог – в конце концов, он был здесь хозяином и терпеть какого-то Вассера, который считает часть империи своей вотчиной, не собирался. И тем более не собирался терпеть, что кто-то может просто прийти в номер, прикончить двух путешественников и забрать их вещи, а потом отправиться в соседнюю комнату пьянствовать. Ну и девушка… Похоже, у него начинал формироваться пунктик по этому поводу.
Я же… Не знаю. Не за то мы воевали, чтобы всякие Вассеры вольготно тут себя чувствовали. Я рубился в Натале, чтобы
– Вернёмся в Аркаим – займёмся, – мрачно сказал Царёв, когда мы готовились к ночной схватке. – Артур Николаевич, конечно, в своё время правильно сделал, когда лоялистов по уголовному законодательству судил, не отступая от буквы и духа закона. Соблюдали процедуру дотошно, судили всех! В рамках гражданской войны это было хорошее решение, многих на нашу сторону поставило. Но сейчас у нас мир, и с преступностью пора заканчивать, даже если букву закона придётся отодвинуть в сторону. В конце концов, издам манифест. Император я или нет?
– Эскадроны смерти, – сказал я. – Набрать фронтовиков, приодеть, снабдить деньгами и оружием и отправить по городам и весям. Ловля на живца. За год всю погань выведем.
– Вот сейчас мы это и обкатаем, – решительно кивнул он. – Эскадроны смерти… Мне нравится!
Они проникли в номер сразу с двух сторон – трое через дверь и один в окно. Ни замки, ни засов надолго их не задержали. Душегубы молча кинулись потрошить наши спящие, закутанные в одеяла тела, по-каторжански нанося множество коротких колющих ударов стилетами. Царёв открыл огонь из-под кровати, продырявив двоим налётчикам ноги выстрелами в упор из «Бульдога», а я выскочил из сундука, где сидел скорчившись всё это время, как более худощавый из нас, и выпустил весь барабан в тех, кто остался стоять на ногах.
Их тела, изрешечённые пулями, валялись на полу в лужах крови. Наша одежда, которую мы использовали для создания обманок, была безнадёжно испорчена.
Иван вылез из-под кровати, весь в крови. Его слегка потряхивало.
– Гады, – сказал он. – Я даже лоялистов не убивал. А этих не жалко. Гады! И одеться не во что.
– Пойдём, – усмехнулся я, перезаряжая револьвер. – Я знаю, где раздобыть одежду, деньги и оружие. Воспользуемся хорошо известным принципом наших идеологических оппонентов.
– Это каким же?
– Грабь награбленное!
Может быть, я очерствел, но никаких особенных эмоций не испытывал, когда стрелял в голову каждому из них, по очереди.
Глава 8
Нелегальное положение
Эти двое стояли друг напротив друга и играли в гляделки – старый революционер и молодой император. Гусев, страшный, большой, с безумными глазами и встопорщенными усами, и надёжа наша и опора, Царёв, в свободной позе, чуть отставив ногу. Он смотрел на Алексея Ивановича взглядом прямым и ясным. Тот покачал головой:
– Никогда не думал, что вот так, лицом к лицу… Ей-богу, на улице не узнал бы, больно вид у вас лихой. Я б такого молодца в эскадрон взял! И не скажешь, что белая кость.
– А я бы вас узнал, – усмехнулся Иван. – Вся наша пышная публика Гусева наравне с чёртом поминает, вы для них даже хуже Новодворского.
– Новодворский теоретик, я практик, – ощерился Гусев. – А публика ваша… Мало их стреляли и за ноги вешали, пышных этих.
– Этих – мало. Зато тех, кого не следовало, даже слишком, – задумчиво проговорил Царёв.