Статьи, дневники, замыслы

Вертов Дзига

Дверь распахивается.

Я даже толком испугаться не успеваю, потому что здоровенная фигура в черном, которая появляется в дверном проеме и на секунду застывает, видимо, не ожидав увидеть там незнакомое лицо, вдруг резко запрокидывает голову назад.

Раздается противный хруст сломанных костей.

Здоровенная темная туша шатается и на этот раз я все-таки успеваю заметить еще одно неуловимое змеиное движение руки Влада вперед. Еще один глухой хлесткий звук, но на этот раз охранник просто вскидывает руки в отчаянной попытке сохранить равновесие, шатается — и падает ровно на спину.

Что.

Это. Было?

Влад спокойно стряхивает кровь с кулака, идет к выходу, переступает через лежащее и совершенно не подающее признаков жизни тело. Когда на секунду над ним наклоняется, я думаю, что в нем все-таки остались зачатки сострадания и он хочет проверить, не вышиб ли случайно дух из этого тела. Но нет, мистер Грей просто совершенно обыденным «тоном» вытирает окровавленные пальцы кончиком галстука, и снова распрямляется, так ни разу и не глянув на охранника и даже не думая проверить его пульс. Он ведет себя так, словно заниматься чем-то подобным — его повседневная работа, а мой несчастный мозг все случившееся сегодня будет пытаться осознать еще минимум неделю! Если, конечно, мы выберемся живыми.

Хотя, если быть откровенной, эти его странные приемы внушают некоторый оптимизм.

— Рапунцель, да не трясись, — посмеивается Влад, стоя над телом и протягиваю мне руку. — Давай, шевели булками. Я есть хочу — пиздец.

Ну да. Самая подходящая ситуация, чтобы вдруг проголодаться.

Я, почему-то на цыпочках, подхожу к валяющемуся на полу охраннику. Отсюда хорошо видно кровавое месиво в том месте, где у него должен быть нос. Обычно меня буквально наизнанку выкручивает от вида крови, но сейчас я испытываю от этого вида почти садистское удовольствие, потому что узнаю в этой наглой роже того, Правого, который по приказу отчима, выкручивал мне руки. Живой, судя по хрипу — хорошо, значит, тюремный срок нам не грозит.

— Собираешься вытереть ему сопли? — едко интересуется Влад, когда я перевожу на него взгляд. Только сейчас соображаю, что все это время он внимательно следил за каждым моим движением, как будто уже даже готовил план на случай, если я вдруг брошусь оказывать этому ублюдку первую помощь.

— Он это заслужил, — пожимаю плечами, не испытывая ровно никакого сочувствия. — Мы все в этой жизни делаем свой выбор и принимаем его последствия. Он выбрал работать на человека без чести и совести, и выполнял его грязные приказы. Ну, я бы сказала, вполне закономерный итог.

Острая волчья улыбка Влада становится буквально убийственно… обаятельной? Хотя вряд ли такое сравнение уместно, когда речь идет о выражении лица маньяка-садиста, на котором одновременно написаны и его кровавые намерения, и улыбка самого красивого в мире мужика, которого я могла бы видеть вот так же близко. Я закончила с отличием литературный факультет, у меня даже красивая медаль есть и специальная шапочка, но в моем словарном запасе нет более подходящего слова, чтобы описать эту метаморфозу.

Хорошо, что в эту минуту охранник издает какой-то похожий на просьбу о помощи звук и мои мозги моментально становятся на место, а сама я понимаю, что ничем не лучше сумасшедшего мистера Грея: он лезет ночью в окно к незнакомой девушке и собирается взять нахрапом форт Нокс, а я пялюсь на него, как на произведение искусства и

сокрушаюсь, что не могу подобрать более удачный эпитет, чтобы описать его лицо, улыбку и это аппетитное татуированное тело. Ну и, само собой, собираюсь поддержать его безумный план. Вот бы мои американские подружки сейчас посмеялись — когда-то они официально окрестили меня «недотрогой» только за то, что я наотрез отказалась играть в автоматы в Вегасе.

— У Нимфетамина есть характер, ну надо же, — цокает языком Влад, когда я подхожу к нему, но игнорирую протянутую руку.

Но характер тут не при чем.

Мне сейчас нужна максимально трезвая голова, а как показала практика — мое тело очень странно реагирует на любой наш физический контакт. Лучше стараться его избегать. Нам ведь прямо сейчас не нужно прыгать через горящую пропасть?

Мы выходим в коридор, я пальцем показываю в какую сторону идти дальше.

Спокойно и не встретив ни единой живой души, спускаемся на второй этаж. Направо, чуть дальше по коридору, всегда была комната Марины. И тут здравомыслие окончательно меня покидает, потому что вместо того, чтобы послушно идти за мистером Греем, моим единственным шансом на спасение, я разворачиваюсь в противоположную сторону. Я могу прямо сейчас забрать сестру и для этого мне не нужно прорубать дорогу топором или бросаться грудью на амбразуру. Там же вообще никого нет! Просто абсолютно пустой коридор!

Я успеваю сделать, кажется, около шести шагов, прежде чем тяжелая ладонь опускается мне на плечо и рывком одергивает обратно.

— Ты куда это собралась, Нимфетамин? Главное веселье еще не началось, а ты уже решила бросить меня на произвол судьбы?

Я рассеянно смотрю в его лицо, которое почему-то снова оказывается рядом, по инерции совершаю еще несколько попыток повернуть обратно, но теперь даже пошевелиться не могу, потому что, хоть ладонь Влада просто лежит на моем плече, ощущается это так, будто меня приколотили к кресту. Я буквально цепенею, хотя раньше его присутствие не вызывало во мне настолько разрушительных эмоций.

Он что, решил, что я собираюсь сбежать?

— Там моя сестра! Пожалуйста, умоляю, я должна ее забрать!

— Ты же в курсе, что орешь на весь дом? — Его смертоносная улыбка уже так близко, что я чувству на своих губах его дыхание, крепко пропитанное запахом дорогого алкоголя.

— Умоляю, мистер Грей… — Не знаю, откуда во мне эта паника. Может просто от того, что в доме никого нет и у меня стойкое ощущение, что мы просто спустимся вниз, выйдем через парадную дверь и никто нас не остановит? И тогда я окажусь на свободе, а Марина так и останется в лапах Рогова. — Прошу вас, я должна забрать Марину! Я все что угодно подпишу, клянусь!

— Умоляю, пожалуйста, все что угодно… — Он снова подключает тягучие мелодичные нотки в своем голосе, повторяя мои слова слегка нараспев. — Ты от одной мысли о моем члене чуть в обморок не грохнулась, очень опрометчиво в твоем случае разбрасываться такими громкими словами.

— Вы же не хотите, чтобы я… прямо здесь… Чтобы мы… — Мой язык отказывается произносить это вслух, а мозг отказывается верить, что мой «спаситель» может быть до такой степени полностью отбитым мудаком.

— Так тебя за язык никто не тянул, Рапунцель.