Статьи, дневники, замыслы

Вертов Дзига

Где он вообще берет силы быть таким… спокойным и даже веселым?!

— Рогов, ты вот ни хрена не прав сейчас. — Влад кивает себе за спину, давая понять, что сейчас речь пойдет обо мне. — А вроде же считаешь себя до хрена важным. Но ладно, раз уж я тут к тебе без приглашения, будем считать это моим тебе последним китайским предупреждением. Посмотри на нее еще раз и попробуй дать правильный ответ со второй попытки. Последней.

Рогов щурится, даже подходит к нам на пару метров и охранники, как ожившие каменные истуканы, тенью двигаются

следом. Отчим всматривается в мое лицо и даже сопит от усердия, как будто пытается увидеть во мне другого человека. И на миг его физиономию даже озаряет какая-то идея, но этот восторг быстро гаснет.

— Владислав Александрович, это совершенно точно моя падчерица, — скрипит зубами Рогов. — Какого…?

— Это — моя девочка, — грубо и резко перебивает его Влад. — Анечка, девочка Короля. Так понятнее, старый ты долбоёб?

Мои внутренности от страха сворачиваются в тройной морской узел.

Значит, он все-таки бандит. Несмотря на то, что абсолютно все на это указывает, я до последнего не хотела верить, что ради спасения жизни сестры, придется буквально прыгнуть из огня да в полымя.

Когда и где я успела столько нагрешить, чтобы вляпаться во всю эту историю?!

Единственное, что хоть как-то поддерживает во мне моральный дух — рожа моего отчима. Потому что она белёсо-серой, как еще немного влажная побелка на стенах.

И выглядит так же паршиво, как если бы ее нанесли впопыхах старым растрепанным валиком.

Глава одиннадцатая: Аня

— Я не понимаю, — невнятно шамкает губами Рогов.

Даже у его охранников слегка вытягиваются лица.

Только я одна тут не понимаю, что за волшебные слова только что прозвучали?

— Все ты понимаешь, Рогов. Это, — неприлично и грубо тычет пальцем в мою сторону, — моя девочка, а девочка Короля, как икона в церкви — смотреть можно только с моего разрешения, трогать вообще нельзя. И даже дышать на девочку Короля нельзя, а то дыхалка может заглохнуть.

После этих слов я окончательно чувствую себя его вещью. Как будто его слова материализовались на моем лбу здоровенным клеймом с надписью: «Собственность Владислава Грея!»

Рогов тупо кивает, и становится еще бледнее.

— Хорошо, — милостиво отмахивается Влад. — Продолжаем разговор. Объясни-ка мне, старый пидар, какого хрена происходит?

И снова пауза, на этот раз еще более напряженная.

Влад встает, берет меня за руку и резко тянет на себя. Перехватывает подбородок двумя пальцами, но каким-то образом не задевает ни единого синяка или царапины. Разворачивает лицом к отчиму, и тихо, даже как будто шепотом, спрашивает:

— Какого хуя моя девочка выглядит вот так?

Если бы меня спрашивали что-то вот таким тоном, я бы созналась даже в том, чего не знаю и взяла бы на себя все смертные грехи, потому что в эту секунду я забываю и о его сексуальном теле,

и о том, как красиво звучит хрипотца в его низком голосе.

Ничего из этого и близко нет. Я бы даже поклялась, что никогда и не существовало и все это время мистер Грей мастерски дурачил меня маской этакого удалого дурачка, который только и может, что уводить из-под венца чужую добычу.

Сейчас ничего этого и близко нет.

Есть только большой, злой и чертовски опасный мужик.

Полностью, наглухо отбитый.

Вообще без тормозов и ремней безопасности.

И, кажется, я малодушно готова еще раз рассмотреть сделку с Шубинским, чем стать девочкой этого сумасшедшего.

Я вижу, что Рогов пытается что-то сказать в свое оправдание. Точнее — придумать какое-то вранье, которое поможет ему сберечь свою шкуру целой, потому что, очевидно Влад не собирается спускать историю на тормозах. Отмолчаться не получится, потому что по мере того, как нарастает пауза — сокращается его терпение. Я чувствую это буквально на кончиках пальцев, которыми он продолжает держать мой подбородок.

— Владислав… Александрович, — Рогов снова поправляет воротник рубашки, но на этот раз делает это характерным нервным рывком. — Я полагаю, произошло какое-то недоразумение. Анна просто… у нас бывают некоторые… сложные моменты и… изредка…

— Бла… бла… бла… — перебивает его Влад, отпускает меня и этой же свободной рукой изображает «голову говорящей утки». Вроде бы ничего такого, но пока его «утиная голова» крякает в сторону моего отчима, его лицо несколько раз успевает изменить цвет. — Вот скажи мне, кусок дерьмового дерьма, почему говоришь ты — а стыдно мне?

Рогов нервно проводит языком по сухим губам.

Бьет себя по карманам в поисках сигарет. Достает новую пачку, но когда начинает срывать с нее фольгу, его пальцы так трясутся, что в конечном итоге он просто роняет ее на пол.

Влад молча следит за всем этим. Сейчас он стоит ровно передо мной, как бы закрывая своей спиной т возможных последствий этого неприятного и, пока что, совершенно непонятного мне разговора. Хотя с другой стороны — если нас тут превратят в решето, то это будет целиком и полностью его «заслуга».

— А знаешь, почему мне так неебически стыдно, Рогов? — Влад прищелкивает языком. — Потому что история, которую я сегодня узнал, сильно попахивает… как бы это правильно сказать? Как будто ты, собака сутулая, решил меня поиметь.

— Нет! — слишком громко и слишком трусливо выкрикивает отчим.

— Хлеборезку прикрой! — резко, как выстрел, рявкает Влад.

Клянусь, я только что слышала, как от звука его голоса задребезжала каждая хрустальная капля на люстре под потолком.

— У тебя, тварь плешивая, была возможность тявкать. Ты зассал, значит, говорить буду я, а ты будешь молчать, пока тебе, гнида, не разрешат тявкнуть в свое оправдание. Откроешь рот без отмашки — заткну его тебе твоими же тухлыми яйцами.