Статьи и лекции

Осипов Алексей Ильич

Для сравнения приведем описание предсмертного момента из Жития преподобного Сисоя Великого (V в.). "Окруженный в момент своей смерти братией, в ту минуту, когда он как бы беседовал с невидимыми лицами, Сисой на вопрос братии: "Отче, скажи нам, с кем ты ведешь беседу?" — отвечал: "Это Ангелы пришли взять меня, но я молю их, чтобы они оставили меня на короткое время, чтобы покаяться". Когда же на это братия, зная, что Сисой совершен в добродетели, возразила ему: "Тебе нет нужды в покаянии, отче", — Сисой ответил так: "Поистине я не знаю, сотворил ли я хоть начало покаяния моего".

Замечательны в своем роде откровения католической святой — блаженной Анжелы. Приведем некоторые из них. "Дух Святой начал говорить следующие слова: "Вместись

же в Меня и упокойся во Мне, после того как Я вместился в тебя и остановился в тебе. Был Я с Апостолами, и видели они Меня очами телесными, но не чувствовали Меня так, как чувствуешь ты". — "… Говорил мне Бог: "Дочь Мудрости Божественной, храм Возлюбленного, услада Возлюбленного и дочь мира, в тебе покоится вся Троица, вся истина". "Христос" обращается к ней: "Дочь Моя, сладостная Мне много больше, чем Я тебе, храм возлюбленный Мой, у тебя кольцо любви Моей, получила ты вечно от Меня…" — "И сказали Ангелы душе: "…Приготовься приять Того, Кто обручил тебя Себе кольцом Своей любви. И уже свершен брак. Поэтому по-новому хочет Он совершить брак и соединение".

По поводу этих состояний Анжелы А. Ф. Лосев пишет в резкой форме: "Соблазненность и прельщенность плотью приводит к тому, что Дух Святой является блаженной Анжеле и нашептывает ей такие влюбленные речи: "Дочь Моя, сладостная Мне, дочь Моя, храм Мой, дочь Моя, услаждение Мое, люби Меня, ибо очень люблю Я тебя, много больше, чем ты любишь Меня". Святая находится в сладкой истоме, не может найти себе места от любовных томлений. А Возлюбленный все является и является и все больше разжигает ее тело, ее сердце, ее кровь. Крест Христов представляется ей брачным ложем… Что может быть более противоположно византийско-московскому суровому и целомудренному подвижничеству, как не эти постоянные кощунственные заявления: "Душа моя была принята в несотворенный свет и вознесена", — эти страстные взирания на Крест Христов, ни раны Христа и на отдельные члены Его тела, это насильственное вызывание кровавых пятен на собственном теле и т. д. и т. д.? В довершение всего Христос обнимает Анжелу рукой, которая пригвождена ко Кресту, а она, вся исходя от томления, муки и счастья, говорит: "Иногда от теснейшего этого объятия кажется душе, что входит она в бок Христов. И ту радость, которую приемлет она там, и озарение рассказать невозможно. Ведь так они велики, что иногда не могла я стоять на ногах, но лежала и отнимался у меня язык… И лежала я, и отнялись у меня язык и члены тела".

Тот же самый мистицизм видим и у великих католических святых Катарины Сиенской (XIV в.) и Терезы Авильской (XVI в.), возведенных папой Павлом VI (+ 1978) в высшее достоинство — учителей Церкви, и у многих других.

Тереза Авильская, например, восклицает перед смертью: "О, Бог мой, Супруг мой, наконец-то я Тебя увижу". Этот в высшей степени странный возглас не случаен. Он — закономерное следствие всего "духовного" подвига Терезы, существо которого открывается хотя бы в следующем факте. После многочисленных своих явлений "Христос" говорит Терезе: "С этого дня ты будешь супругой Моей… Я отныне не только Творец твой, Бог, но и Супруг". "Господи, или страдать с Тобой, или умереть за Тебя!" — молится Тереза и падает в изнеможении под этими ласками, закатывает глаза… и по всему телу ее пробегает содрогание…" — пишет Д. Мережковский. "Душу зовет Возлюбленный таким пронзительным свистом, что нельзя этого не услышать, — вспоминает Тереза. — Этот зов действует на душу так, что она изнемогает от желания".

Не случайно американский психолог начала нашего века В. Джемс, оценивая мистический опыт Терезы, писал, что "ее представления о религии сводились, если можно так выразиться, к бесконечному любовному флирту между поклонником и его божеством".

Весьма показателен опыт и еще одного из великих столпов католической мистики, родоначальника ордена иезуитов Игнатия Лойолы (XVI в.). Его книга "Духовные упражнения" прямо призывает к тому, что категорически запрещено

вселенским опытом святых — к воображению Бога, распятого Христа, проникновению в мир Его чувств и страданий, представлению Девы Марии, святых и т. д. Это воображение различных картин и сюжетов на основе библейской истории является для медитирующего сущностью всех упражнений, предлагаемых данным руководством.

Вот несколько иллюстраций из этого "руководства" к духовной жизни. Упражняющийся должен "…представить себе, как Три Божественные Ипостаси взирали на мир, переполненный людьми, и как, видя, что все идут в ад, постановили в Своей вечности, чтобы Второе Лицо вочеловечилось для спасения человеческого рода". Рекомендуется "…вообразить все огромное пространство земли… В отдельности увидеть домик и комнатку Владычицы… в городе Назарете", и "…воззреть на Пресвятую Деву и Ангела, который ее приветствует, и размыслить, дабы извлечь какую-нибудь пользу от этого зрелища". Далее предлагается "вслушаться в слова. Слушать, что говорят между собой люди: как клянутся и богохульствуют и т. д. Также послушать, что говорят Лица Пресвятой Троицы: "Сотворим искупление рода человеческого"; наконец, что говорят Ангел и Пресвятая Дева. После чего я подумаю обо всех этих словах, чтобы извлечь из них для себя некий плод".

Рекомендуется и такое созерцание: "Обозреть путь от Назарета до Вифлеема, представляя себе его длину, ширину, ровен ли он был или шел по горам и долинам. Точно так же обозреть место или пещеру Рождества, обширная она была или маленькая, низкая или высокая, и как устроена… Видеть участвующие лица: Святую Деву, Иосифа, служанку и Младенца Иисуса…" При этом нужно "вкушать и обонять бесконечную благость и сладость Божества… Дотрагиваться мысленным прикосновением, например, обнимать и целовать те места, на которых эти лица пребывали, всегда стараясь получить от этого какой-нибудь духовный плод".

Лойола советует также размышлять "о двух знаменах: одно — Иисуса Христа — наивысшего Вождя и Господа нашего, другое — Люцифера — смертельного врага человеческого рода". Сначала необходимо "представление места: тут видеть огромную поляну в окрестностях Иерусалима, где находится… Иисус Христос; и другое поле в окрестности Вавилона, где предводительствует врагам Люцифер". "Представить себе на этом огромном поле вавилонском начальника всех врагов как бы сидящим на престоле из пламени и дыма, и сам он страшного, отвратительного вида". "Заметить, как Христос, Господь наш, стоит на огромном поле в окрестностях Иерусалима, на ровном месте, красивый и благостный".

Все это принципиально противоречит основам духовного подвига, как он дан в опыте жизни святых Вселенской Церкви, и рассматривается Православной Церковью как тяжелейшая, в силу ее неизлечимости, духовная болезнь.

Вот несколько высказываний тех древних отцов, опыт которых совершенно забыт в Католической Церкви.

Преподобный Нил Синайский (V в.) предупреждает: "Не желай видеть чувственно Ангелов, или Силы, или Христа, чтоб с ума не сойти, приняв волка за пастыря и поклонившись врагам — демонам".

Преподобный Симеон Новый Богослов (XI в.), рассуждая о тех, кто на молитве "воображает блага небесные, чины Ангелов и обители святых", прямо говорит, что "это есть знак прелести". "На этом пути стоя, прельщаются и те, которые видят свет телесными очами своими, обоняют благовония обонянием своим, слышат гласы ушами своими и подобное".

Преподобный Григорий Синаит (XIV в.) пишет: "Прелесть, говорят, в двух видах является, или, лучше, находит — в виде мечтаний и воздействий, хотя в одной гордости имеет начало свое и причину… Первый образ прелести — от мечтаний. Второй образ… начало свое имеет… в сладострастии, рождающемся от естественного похотения. В этом состоянии прельщенный берется пророчествовать, дает ложные предсказания… Бес непотребства, омрачив ум их сладострастным огнем, сводит их с ума, мечтательно представляя им некоторых святых, давая слышать слова их и видеть лица".