Статьи и речи
Шрифт:
Джентльмены, я хочу заключить свою речь (громкие крики "Продолжайте!") - пока что заключить, мне еще предстоит сегодня в третий раз докучать вам, повторением того, что я уже сказал. Я начал с литературы, ею же и закончу. Мне просто хочется выразить убеждение, что если человеку есть что сказать, то большое количество слушателей не должно смущать его - оно не опасно ни для него, ни для взглядов, которые он проповедует, - при условии, разумеется, что он не одержим нахальной мыслью, будто ему следует снисходить до умственного уровня простого народа, а не поднимать этот уровень до своего собственного, буде сам он стоит выше; и при том еще условии, что он выражает свои мысли и чувства достаточно ясно, а это немаловажная оговорка, ведь предполагается, что он смутно рассчитывает на то, что его поймут. (Возгласы, смех.) От имени литературы, которой вы сегодня воздали честь, я душевно вас благодарю, а от своего имени еще отдельно благодарю за лестный прием, оказанный вами человеку, чья заслуга состоит лишь в том, что он избрал литературу своей профессией. (Приветственные возгласы.)
[Форстер предложил тост за бирмингемское Общество художников, восхвалял "королей торговли" Бирмингема, Манчестера и Ливерпуля как новых Медичи. Были еще речи, потом снова выступил Диккенс:]
Меня просили предложить тост - вернее, по выражению моего друга мистера Оуэна, временно взять на себя роль ходячей рекламы и расхвалить вам учебные заведения Бирмингема (смех), что я и готов сделать с великой радостью. Джентльмены, мне, очевидно, следует просто-напросто перечислить наиболее важные из этих заведений - не для того, чтобы освежить вашу память, этого вам, местным жителям, не требуется, но просто потому, что такое перечисление покажет, что вами уже сделано, что делается и что еще предстоит сделать. Первой я назову классическую школу имени короля Эдуарда, со всеми ее отделениями, а среди этих отделений должно раньше всего упомянуть то, где жен рабочих обучают быть хорошими женами и хорошими работницами, украшением своего дома и источником счастья для окружающих, - я имею
Отрадно мне было также узнать, что задумано создание Литературно-научного учреждения, которое явилось бы украшением даже этого города, если бы ничего подобного здесь еще не было; учреждения, в котором, сколько я понимаю, слова "привилегия" и "привилегированный" не будут известны вовсе (громкие крики одобрения); где все классы общества смогут встречаться на основе взаимного доверия и уважения; где будет большая галерея картин и статуй, доступная для всех, кто захочет прийти и полюбоваться: где будет музей моделей, по которым промышленник сможет изучать свое производство, а умелец-рабочий разрабатывать новые замыслы и добиваться новых результатов; где не будут забыты даже рудники, расположенные под землею или под морским дном - они тоже будут в миниатюре представлены любознательному взору; словом - учреждение, где будут устранены многие и многие препятствия, в настоящее время неизбежно стоящие на пути неимущего изобретателя, и где он, если есть у него природные способности, почерпнет надежду. (Громкие аплодисменты.)
С большим интересом и радостью я узнал, что несколько джентльменов решили на время отложить другие свои занятия и, как добрые граждане, посвятить себя этому патриотическому начинанию. Через несколько дней они должны собраться, чтобы сделать первые шаги к этой благородной цели, и я призываю вас выпить за успех их усилий и обязаться по мере сил им содействовать. (Громкие крики одобрения.)
Если бы я задумал перечислить все учебные заведения Бирмингема, я бы еще долго не кончил; но я кончаю, добавив только напоследок, что в нескольких шагах отсюда я видел одно из самых интересных и полезных заведений для глухонемых, какие мне когда-либо доводилось видеть.
(Крики "браво".) На фабриках и в мастерских Бирмингема я видел столь отменный порядок и стройную систему, что и эти предприятия можно назвать в своем роде просветительными. И ваша роскошная ратуша, когда в ней устраиваются общедоступные концерты, тоже служит замечательным учебным заведением. А результаты я видел в поведении ваших рабочих, уравновешенном благодаря природному такту, равно свободном как от подобострастия, так и от заносчивости. (Крики "браво".) Истинное удовольствие доставляет о чем-нибудь их спросить, хотя бы для того, чтобы услышать, каким тоном они вам ответят, - этот тон отмечает каждый наблюдательный человек, впервые приезжающий в ваш город. Соберите воедино все эти нити и еще многие другие, которых я не коснулся, и, соткав из них добротную ткань, убедитесь сами, сколь много заключено в этих словах - Учебные заведения Бирмингема. (Бурная овация.)
РЕЧЬ В АССОЦИАЦИИ ПО ПРОВЕДЕНИЮ РЕФОРМЫ УПРАВЛЕНИЯ СТРАНОЙ
27 июня 1855 года *
Наилучшей благодарностью за теплый прием, оказанный мне этим почтенным собранием, будет, я в том уверен, обещание вместить все, с чем я намерен к нему обратиться, в возможно более короткую речь. Еще свыше тысячи восьмисот лет тому назад были люди, которые "думали, что в многословии своем будут услышаны" *. Поскольку с тех пор они размножились до чрезвычайности и поскольку я замечаю, что в наше время они особенно процветают в Вестминстере (смех), я всеми силами постараюсь не умножать собой этого плодовитого племени. (Крики "браво", смех.) С неделю назад благородный лорд, ныне возглавляющий правительство, выразил в парламенте удивление по поводу того, что мой друг мистер Лейард не покраснел, рассказав в этих стенах правду о том, что известно всей стране и что лучше всех должно быть известно тем бескорыстным сторонникам благородного лорда, которым посчастливилось из вечера в вечер слушать и поощрять его, когда он только стал премьером, - я хочу сказать, что он имел обыкновение шутить в своих парламентских речах в ту пору, когда наша страна была погружена в пучину позора и горя (правильно!) - повторяю, этот благородный лорд очень удивился, что человек нашего времени, своим вдумчивым и отважным поведением прославивший и себя и свое время, не покраснел, дерзнув пойти наперекор его светлости, - и, удивившись, он отпустил изящную остроту по поводу любительских спектаклей в театре Друри-Лейн. (Возгласы одобрения и смех.) Я немного разбираюсь в спектаклях, как любительских, так и официальных, и я продолжу метафору благородного лорда. Не стану говорить о том, что, если бы я задумал набирать труппу из слуг ее величества, я бы знал, где найти комического старика (взрыв смеха); или, что, задумай я поставить пантомиму, я бы знал, в какое учреждение обратиться за трюками и превращениями (смех), а также за целой толпой статистов, чтобы подставляли друг другу ножку в сцене соперничества, которая многим из нас знакома как по этим, парламентским, так и по иным подмосткам, и в которой большую часть предметов, летящих в головы противникам, составляют хлебы и рыбы. (Крики "браво", смех.) Но я попытаюсь объяснить благородному лорду, почему был поставлен этот любительский спектакль и почему, как ни хотелось бы ему опустить над ним занавес, нет ни проблеска надежды на его окончание. Причина заключается в следующем: официальный спектакль, до руководства которым снизошел благородный лорд, так нестерпимо плох, механизм его так громоздок, роли распределены так неудачно, в труппе так много "лиц без речей" (смех), у режиссеров такие большие семьи и так сильна склонность выдвигать эти семьи на первые роли - не в силу особенных их способностей, а потому что это их семьи, - что мы просто вынуждены были организовать оппозицию. (Возгласы одобрения.) "Комедия ошибок" в их постановке так смахивала на трагедию, что сил не было смотреть. Поэтому мы взяли на себя смелость поставить "Школу реформ" * и надеемся, что наше представление послужит к просвещению благородного лорда. (Крики "браво", смех.) Если же он возразит, что мы не имеем права просвещать его без его разрешения, мы осмелимся настаивать на этом праве, поскольку он-то заставляет нас не только смотреть его спектакли, но еще и оплачивать всю бутафорию. (Смех.)
Господин председатель, так как в политическом собрании я участвую впервые (вот как?) и так как не политика составляет мое ремесло и мое призвание, то будет, пожалуй, небесполезным объяснить, как я здесь очутился: ведь соображения, подобные тем, что повлияли на меня, мелькают, возможно, в уме и у других, еще не сделавших выбора. (Правильно!) Я хочу всегда, и от всего сердца, исполнять свой долг по отношению к моим согражданам. В этом нет ничего самоотверженного или доблестного - я к ним глубоко привязан, и разве могу я забыть о том, что они с давних пор дарили меня своим доверием и дружбой! (Возгласы.) В своей сфере деятельности, которую я никогда не покину, - никогда не выйду из круга обычных моих занятий дальше, или на более долгое время, чем сегодня, потому что я живу литературой и довольствуюсь тем, что служу обществу через литературу, сознавая, что нельзя служить двум господам, - в своей сфере деятельности я за последние несколько лет пытался понять наиболее жестокие формы общественной несправедливости и содействовать их исправлению. (Крики "браво".) Когда газета "Таймс" печатала почти невероятные разоблачения в связи с преступной неразберихой, злонамеренно создаваемой безответственными чиновниками и приведшей к тому, что на всей земле у Англии не оказалось врага и вполовину столь грозного, как она сама, и столь же способного ввергнуть ее храбрых защитников в ненужные страдания и гибель, - в то время я полагал, что угрюмое молчание, охватившее страну, свидетельствовало о самой черной за много лет странице в жизни великой нации (Крики, возгласы.) Видя, как стыд и негодование накипают во всех слоях общества и этот новый повод для раздоров прибавляется к невежеству, нужде и преступности, которые и без того составляют достаточно шаткую основу нашей жизни; как парламент лишь очень редко и приблизительно выражает общественное мнение и сам, очевидно, к общественному мнению не прислушивается; как правительственная и законодательная машина крутится вхолостую и люди соскакивают с нее и отходят в сторону, словно предоставляя ей довершить то, что ей еще осталось, - разрушить самое себя, после того как она разрушила столь много дорогого их сердцу, - видя все это, я полагал и полагаю, что единственный здоровый
"Мой родственник Роберт Пепис говорит мне, что для него горше всего на свете, что это дело ему поручено как состоящему в парламенте; потому что, на его взгляд, там ничего не делается по правде и по душе, а только из зависти и по расчету".
Как случилось, что через двести лет, а главное - через много лет после билля о реформе, палата общин так мало изменилась, в это я не буду вдаваться. Я не стану спрашивать, почему билли, теснящие и угнетающие народ, так легко протаскивают через палату (правильно!) и почему меры, в самом деле служащие к его пользе, так трудно через нее провести. (Браво!) Я не стану подвергать анализу спертый воздух кулуаров, ни разлагать на первоначальные газы его мертвящее действие на память почтенного члена парламента, который некогда добивался чести получить ваши - и мой - голоса и поддержку. Я не стану спрашивать, как случилось, что личные пререкания, включающие все степени и определения, какие знал еще Шекспиров Оселок * - учтимое возражение - грубый ответ - смелый наскок - дерзкий отпор - ложь обходная и ложь прямая (смех) - всегда занимают палату неизмеримо больше, нежели здоровье, обложение налогами и просвещение целого народа. (Возгласы.) Я не стану проникать в тайны темной комнаты, где Синяя Борода, он же Партия, хранит задушенные официальные запросы, строго-настрого запретив своей последней жене отворять туда дверь. (Смех.) Я только хочу задать всем здесь присутствующим вопрос: не убеждает ли их скромный практический опыт, будь то давнишний или недавний, в том, что палата общин бывает порою туга на ухо, подслеповата и несообразительна; иначе говоря, что здоровье ее расшатано и требует постоянного наблюдения, а время от времени - применения сильно действующих возбуждающих средств; и неужели она так-таки не поддается лечению? (Крики, возгласы.) На мой взгляд, для того, чтобы сохранить ее как действительно полезный и независимый орган, народ должен неустанно и ревниво за ней наблюдать; и нужно расшевелить ее память; не давать ей уснуть; а когда ей случится принять слишком большую дозу министерского опиума, нужно заставить ее размяться, побегать взад-вперед и дружески потормошить ее и пощипать, как делается в подобных случаях. (Смех.) И я считаю, что никакая власть не имеет столь неоспоримого права выполнять эти функции, как организация, включающая избирателей со всех концов страны, которые объединились потому, что родина им дороже, чем сонное бормотание, бессмысленная рутина и дурацкие устарелые условности. (Одобрительные возгласы.)
Теперь о возражении номер два. Утверждают, что эта Ассоциация восстанавливает один класс против другого. Так ли это? (Крики "Нет!".) Нет, она видит классы, настроенные друг против друга, и стремится примирить их. (Крики "браво".) Я хочу избежать противопоставления двух понятий: аристократия и народ. Я отношу себя к тем, кто способен признать за обоими и добродетели и пользу и не намерен возвышать или принижать первую за счет хотя бы единого права, по справедливости принадлежащего второму, и наоборот. (Крики одобрения.) Вместо этих слов я буду употреблять другие: те, кто правит, и те, кем правят. Ассоциация видит, что между первыми и вторыми пролегла пропасть, на дне которой погребены тысячи и тысячи самых отважных и самоотверженных людей, когда-либо рожденных в Англии. (Возгласы.) Предотвратить повторение бесчисленных меньших зол, которые, не встречая противодействия, привели и не могли не привести к этому страшному несчастью; примирить две враждующие стороны, ныне так подозрительно взирающие друг на друга, - вот какую цель ставит перед собою Ассоциация, стремясь построить через эту пропасть мост, опирающийся на простую справедливость и укрепленный здравым смыслом. (Возгласы.) Восстанавливать один класс против другого! Бессмысленный попугайный крик, который мы слышим с детства. Давайте приведем некую иллюстрацию и проверим, есть ли для него хоть малейшее оправдание. Представим себе, что почтенный старый джентльмен, у которого полон дом слуг на высоком жалованье, видит, что его хозяйство идет вкривь и вкось и что он ничего не может добиться. Когда он велит слугам накормить его детей хлебом, они дают им камни; когда он велит слугам накормить детей рыбой, они дают им змей *. То, что им велено посылать на восток, они посылают на запад; когда им положено подавать обед на севере, они роются в старых, вышедших из употребления поваренных книгах на юге; они вечно все бьют, теряют, забывают, крушат и переводят без толку; когда нужно что-то сделать, только суетятся и валят друг друга с ног; и в доме почтенного джентльмена царит полнейший разор. В конце концов почтенный джентльмен призывает к себе мажордома и говорит ему, все еще скорее печально, нежели гневно: "Это невыносимо, такого не выдержит никакое богатство, не стерпит никакое хладнокровие! Отныне я решил назначать моих слуг по новой системе. Я должен иметь слуг, которые знают свои обязанности и будут их выполнять". Мажордом в благочестивом ужасе возводит глаза к небу, восклицает: "Боже милостивый, мой хозяин восстанавливает один класс против другого!" - мчится в людскую и разражается длинной душещипательной тирадой по поводу этого злодейства. (Смех.)
Перехожу к третьему возражению, - его, сколько я мог заметить, высказывают главным образом молодые люди из хороших семей, если и имеющие какие-либо способности, то лишь к тому, чтобы тратить деньги, которыми они не располагают. (Смех.) Звучит оно обычно так: "Непонятно, чего ради эти молодчики, помешанные на реформе, суются не в свое дело!" Отмести это грозное возражение поможет мысль, которая, вероятно, уже пришла в голову большинству здесь присутствующих: именно потому, что мы занимаемся не чужим, а своим делом, и хотим, чтобы нашим делом занимались, а те, кто берет на себя им заниматься, не занимается им как должно, - именно поэтому мы и основали Ассоциацию. (Правильно!) Парламентские прения - которые, кстати сказать, за последнее время часто наводили меня на мысль, что разница между испанским быком и быком ниневийским * состоит в том, что в первом случае бык набрасывается на красную тряпку, а во втором красные облачения набрасываются на быка (смех и крики), - повторяю, парламентские прения показывают, что, по какому-то роковому стечению обстоятельств, всякое слово о необходимости реформы управления, кем бы, когда бы и где бы оно ни было произнесено, неизменно встречает "смелый наскок" и "дерзкий отпор". (Крики одобрения.) Я мог бы без труда добавить еще два-три довода, о которых твердо знаю и то, что они справедливы, и то, что их стали бы опровергать (крики, возгласы), но считаю это излишним: если народ в целом еще не убежден, что реформа управления необходима, значит, убедить его нельзя и никогда не удастся. (Возгласы одобрения.) Однако есть одна старая, широко известная и неопровержимая история с такой подходящей моралью, что я расскажу ее вместо того, чтобы приводить доводы, и тем, надеюсь, отведу от себя мученический венец святого Стефана. (Смех.) Много, много лет тому назад в Государственном казначействе завели дикарский обычай вести счет по зарубкам на палочках, такая бухгалтерия напоминала календарь, по которому Робинзон Крузо вел счет дням на своем необитаемом острове. (Смех.) Немало времени спустя родился, а затем и умер знаменитый мистер Кокер *. (Смех.) Родился, а затем и умер мистер Уолкингейм, автор "Помощи наставнику" и великий дока по части всякой цифири; родились, а затем и умерли бесчисленные счетоводы, бухгалтеры, статистики и математики; а ведомственные рутинеры все продолжали цепляться за эти палочки с зарубками, словно то были столпы конституции, и счет в Казначействе по-прежнему велся по дощечкам из вяза, называемым бирками. (Крики и смех.) В конце царствования Георга Третьего какой-то неугомонный смутьян высказал мысль, что в стране, где имеются перья, чернила и бумага, грифельные доски и несколько систем бухгалтерии, такое неуклонное следование варварскому обычаю, пожалуй, граничит с нелепостью. Прослышав о столь смелой и оригинальной гипотезе, вся красная тесьма в правительственных ведомствах покраснела еще пуще, и только в 1826 году эти палки были наконец упразднены. (Смех.) В 1843 году кто-то обнаружил, что их скопилось изрядное количество, и тогда встал вопрос: куда девать эти старые, наполовину сгнившие, источенные червями куски дерева? Надо полагать, что этот важный вопрос породил немало протоколов, меморандумов и официальной переписки. Бирки хранились в Вестминстере, и всякому из нас, частных лиц, естественно пришло бы в голову, что ничего нет легче, как распорядиться, чтобы кто-нибудь из многочисленных бедняков, проживающих по соседству, унес их себе на дрова. Но нет: от этих бирок никогда не было пользы, и ведомственные рутинеры не могли допустить, чтобы от них хоть когда-нибудь проистекла польза, а посему был отдан приказ - тайно и конфиденциально бирки сжечь. (Смех и крики.) Случилось так, что их стали жечь в одной из печей в палате лордов. От печи, битком набитой этими палками, загорелась панель; от панели загорелась вся палата лордов, от палаты лордов загорелась палата общин; обе палаты сгорели дотла; призвали архитекторов и велели им выстроить две новых палаты; расходы на эту постройку уже перевалили на второй миллион фунтов стерлингов, а национальная свинка все еще никак не перелезет через забор, и старушка Британия нынче не воротилась домой *. (Громкий смех и крики одобрения.)