Статьи из газеты «Труд»
Шрифт:
№ 714, 22 ноября 2007 года
Прощай, сапог
Начальник тыла российской армии Владимир Исаков озвучил главную сенсацию 2007 года. Российская армия торжественно избавляется от сапог и портянок, — это момент переломный, свидетельствующий о необратимых переменах в стране. Может, единственная радостная новость этой осени.
«Семьсот тридцать дней в сапогах» — стандартное обозначение армейской службы в российской разговорной речи. То, что не семьсот тридцать, уже грандиозный прорыв, но то, что не в сапогах, — революция. Сапог — вечная кличка сухопутного военного, символ несвободы, принуждения,
Наконец, российская армия отказалась от портянок, которые продержались на вооружении добрых сто лет. Подчеркиваю: на вооружении! В войсках их заслуженно называли химическим оружием. Главным аргументом против носка было то, что в носке нога якобы гниет, а в портянке дышит. Это бред, конечно, потому что в портянке нога часто стирается, в особенности у молодых, которым в результате в первые месяцы приходилось вынужденно пополнять отряд «тапочников», а то и мучаться флегмонами, а носки и так носились в армии повсеместно, служа привилегией дедов и дембелей, и ничто ни у кого не гнило. Портянка, может, и теплее обычного хэбэшного носка, но никто не мешает носить теплые носки. И стирать их, заметим, кстати, проще. Главным преимуществом трехлетней службы на флоте, во всех прочих отношениях изнурительной, служил именно носок.
Сапог, конечно, вещь хорошая. Главное его достоинство — быстро надевается. В армии ведь главное — скорость. «Р-р-р-ота, па-а-адъем!» — сорок пять секунд, строй стоит. Ботинок еще шнуровать… Но зашнуровать как следует в крайнем случае можно и после построения.
О чем говорят все эти прекрасные перемены? Ну, во-первых, о том, что конфронтация между Россией и Украиной существенно ослабнет. Ведь это на Украине отменили портянки и сапог месяц назад — стало быть, не все там так уж отвратительно, и можно ожидать заметного потепления в отношениях. Во-вторых, резко сменится армейская мифология, устареет значительная часть поговорок, а портяночная вонь перестанет быть символом казармы.
В-третьих — и в-главных! — вся российская жизнь (и соответственно мифология) остается прежней по сути, но стремится к современному оформлению. У нас будет та же армия, но без портянок, та же монархия, но со знанием иностранных языков, тот же тоталитаризм, но в новом, сравнительно цивилизованном дизайне. Потому что, как вы понимаете, для нормальной армейской реформы отказ от портянок явно недостаточен. Но если нельзя переродиться, лучше по крайней мере переобуться. И на том наше крепкое солдатское спасибо.
№ 719, 29 ноября 2007 года
Новогоднее бегство
В этом году туристические компании резко взвинтили цену на зарубежное празднование Нового года: оно и понятно, Россия переживает пик консюмеризма, самозабвенного и беззаботного потребления.
Неважно, что нынешнее наше благосостояние весьма избирательно (оно по-настоящему ощущается только теми, кто живет в крупных городах либо в нефтедобывающих регионах), неважно, что восемьдесят процентов населения по-прежнему тратят почти все заработанное на еду. Важно, что у нас сформировалась отдельная Россия — менеджерская, нефтяная, чиновничья, отчасти оборонная или силовая, и что эта Россия хочет тратить деньги. У нее, конечно, их не столько, чтобы вкладывать в серьезные производства, но хватает, чтобы красиво прокутить по случаю праздника. Любопытно, что почти все кредитоспособные россияне собираются на Новый год куда-нибудь свалить.
Это грустно. Прежде всего потому, что вообще-то Новый год — домашний праздник, особенно в русской традиции. Встречать его полагается с семьей, а потом праздновать с детьми, раз уж у нас с ними
Оставаться дома наш человек тоже не хочет. Он понимает, что настоящего праздничного настроения дома не будет: здесь ведь надо развлекать себя самим, а наш человек после дикой интеллектуальной деградации нулевых этому совершенно разучился.
«А что же вы?..» — спросит меня иной читатель, желая подловить на непоследовательности. А я еду к друзьям в Артек, отвечу я: сразу после Нового года отправляюсь туда с семьей к дружественным вожатым. Но если отвечать совсем честно, я затруднюсь сказать, нет ли здесь того же самого гнусноватого мотива. Ведь свободная Украина живет пока гораздо хуже нас, и в Крыму московский журналист умеренного достатка может чувствовать себя почти, как в Африке… Тьфу, Господи, какая гадость в голову лезет!
А главное, что же нас всех гонит из дому, где так стабильно, сытно и празднично? Неужели нам так страшно на неделю перестать работать и попросту задуматься, заглянув в себя?
Страшно. И со временем, думаю, будет все страшнее. Потому и забиваем любую паузу петардами, пьянством и разъездами.
№ 724, 6 декабря 2007 года
Святочная колонка
…В ночь перед Рождеством бывший олигарх, а ныне промышленник и предприниматель, Сидоров беспокойно ерзал на роскошной кровати и с тоской раздумывал о том, как бы ему доказать свою хорошесть. Он старался и так, и сяк, но все оставался как-то подозрителен. Он чувствовал, что прекрасные люди, чья власть распространилась теперь повсюду, все-таки не до конца любят его.
Наконец он встал, оделся, почистил зубы, выгреб из сейфов всю имевшуюся в доме наличность и пошел на улицу делать добрые дела, потому что в святую ночь обязательно надо благотворительствовать. Это он помнил.
На улице было полно народу. Приглядевшись, Сидоров со смесью восторга и ужаса узнал в этой толпе почти всех своих знакомых промышленников и предпринимателей. Они в охотничьем азарте бегали за нищими, гонялись за бомжами, а увидев маленького мальчика или девочку, кидались на ребенка стаями по пять-шесть человек и осыпали золотым дождем. Казалось, весь бизнес одновременно почувствовал такую социальную ответственность, что не мог в чудесную праздничную ночь усидеть дома. Олигарх Петров, нарядившись Дедом Морозом, силком впихивал пачку долларов какому-то гастарбайтеру. Олигархи Ванюшин и Матюшин, кряхтя, тащили тяжелую коробку из-под ксерокса к подножию государственной корпорации «Роснанотехнологии», чтобы оставить там с запиской «От неизвестного друга». Сидоров чувствовал себя чужим на этом празднике жизни. Он шел, мрачно оглядываясь вокруг, и понимал, что в этом году ему, кажется, нечем искупить грех своего существования.
— Здравствуйте, Сидоров, — неожиданно раздалось рядом с ним. Он огляделся и увидел маленького, почти невидимого, но очень крепкого с виду человечка, похожего на гриб.
— Вы гриб? — так и спросил Сидоров.
— Гриб-силовик, — уточнил человечек. — Чего ищем, товарищ олигарх?
— Видите ли, — робко сказал Сидоров, — я ищу бедного человека, которому мог бы дать денег.
И он достал из кармана пачку наличности.
— Так давайте, — стертым голосом сказал человечек. — Я вас облегчу.