Статьи, рассказы, наброски (сборник)
Шрифт:
– Интересно, - подкрепил бас.
– Зайчиков - известный всему участку болван, - звучно заметил Удэер, и зал охнул.
– Распишись, Зайчиков, в получении, - сказал бас.
– То есть как это?
– спросил Зайчиков, а председатель неизвестно зачем сыграл на колокольчике нечто похожее на третий звонок к поезду, еще более этим оттенив выступление Удэера.
– Может быть, вы объясните ваши слова?
– бледноголубым голосом осведомился председатель.
– С наслаждением, - отозвался Удэер, - что, у меня
– Чисто возражено, - заметил бас, - Зайчиков, ты жив?
– Слово предоставляется следующему оратору - Пеленкину, - выкрикнул председатель, растерянно улыбаясь.
– На каком основании рукавицы не выдали? И что мы, голыми руками этот балласт будем сгружать? Все. Пущай он мне ответит.
– Каверзный вопрос, - прозвучал бас.
– Вам слово для ответа предоставляется, - заметил председатель.
– Много я видал ослов за сорок лет моей жизни, - начал Удэер...
– Вечер воспоминаний, - заметил бас.
– ...но такого, как предыдущий оратор, сколько мне припоминается, я еще не встречал. В самом деле, что я, Москвошвея, что ли? Или я перчаточный магазин на Петровке? Или, может, у меня фабрика есть, по мнению Пеленкина? Или, может быть, я рожу эти рукавицы? Нет! Я их родить не могу!
– Мудреная штука, - заметил бас.
– Стало быть, что ж он ко мне пристал? Мое дело - написать, я написал. Ну, и больше ничего.
– И Пеленкина угробил захватом головы, - отметил бас.
– Слово предоставляется следующему оратору.
– Вот чего непонятно, - заговорил следующий оратор, - я насчет 115 процентов... Сколько нас учит арифметика, а равно и другие науки, каждый предмет может иметь только сто процентов, а вот как мы переработались на 15 процентов, пущай объяснит.
– Ей-богу, интереснее, чем на борьбе в цирке, - заметил женский голос.
– Передний пояс, - пояснил бас. Все взоры устремились на Удэера.
– Я с удовольствием бы объяснил это жаждущему оратору, - внушительно заговорил Удэер, - если б он не производил впечатления явно дефективного человека. Что ж я буду дефективному объяснять? Судя по тому, как он тупо смотрит на меня, объяснений он моих не поймет!
– Его надо в дефективную колонию отдать, - отозвался бас, который любил натравливать одного борца на другого.
– Именно, товарищ!
– подтвердил Удэер.
– В самом деле, если работу выполнить всю целиком, так и будет работа на 100 процентов. Так? А если мы еще сверх этого что-нибудь сделаем, ведь это лишние еще проценты пойдут? Ведь верно?
– Апсольман!
– подтвердил бас.
– Ну, вот мы, значит, сверх ста процентов, которые нам полагалось, еще наработали! Удовлетворяет это вас, глубокоуважаемый сэр?
– осведомился Удэер у дефективного оратора.
– Да что вы дефективного
– ответил бас.
– Ты с ним и не разговаривай, ты меня спроси. Меня удовлетворяет!
– Следующий оратор Фиусов, - пригласил председатель.
– Нет, я не хочу, - отозвался Фиусов.
– Почему?
– спросил председатель.
– Так, чего-то не хочется, - отозвался Фиусов, - снимаю.
– Сдрефил парень?!
– спросил вездесущий бас.
– Сдрефил!!
– подтвердил зал.
– Ну, тогда Каблуков!
– Снимаю!
– Пелагеев!
– Не надо. Не хочу.
– И я не хочу! И я! И я! И я! И я! И я! И я!
– Список ораторов исчерпан, - уныло сказал растерявшийся председатель, недовольный ослаблением оживления работы.
– Никто, стало быть, возражать не желает?
– Никто!!
– ответил зал.
– Браво, бис, - грохнул бас на галерее, - поздравляю тебя, Удэер. Всех положил на обе лопатки. Ты чемпион мира!,
– Сеанс французской борьбы окончен, - заметил председатель, - то бишь... заседание закрывается!
И заседание с шумом закрылось.
* Михаил Булгаков. Шансон д'этэ
[Летняя песня (от фр. chanson d'ete)]
Собр. соч. в 5 т. Т.2. М.: Худож. лит., 1992.
OCR Гуцев В.Н.
ДОЖДЛИВАЯ ИНТРОДУКЦИЯ
Лето 1923-е в Москве было очень дождливое. Слово "очень" следует здесь расшифровать. Оно не значит, что дождь шел часто, скажем, через день или даже каждый день, нет, дождь шел три раза в день, а были дни, когда он не прекращался в течение всего дня. Кроме того, раза три в неделю он шел по ночам. Вне очереди начинались ливни. Полуторачасовые густые ливни с зелеными молниями и градом, достигавшим размеров голубиного яйца.
По окончании потопа, лишь только в небе появлялись первые голубые клочья, на улицах Москвы происходили оригинальные путешествия: за 5 миллионов переезжали на извозчиках и ломовых с одного тротуара на другой. Кроме того, можно было видеть мужчин, ездивших друг на друге, и женщин, шедших с ногами, обнаженными до пределов допустимого и выше этих пределов.
В редкие антракты, когда небо над Москвой было похоже на взбитые сливки, москвичи говорили:
– Ну, слава богу, погода устанавливается, уже полчаса дождя не было...
На Тверскую и Театральную площадь выезжали несколько серо-синих бочек, запряженных в одну лошадь, управляемую человеком в прозодежде (брезентовое пальто и брезентовый же шлем). Через горизонтальную трубку, помещенную сзади бочки, сквозь частые отверстия сочилась по столовой ложке вода, оставляя сзади шагом едущей бочки сырую дорожку шириной в два аршина.
Сидя у окна трамвая, я сделал карандашиком в записной книжке подсчет: чтобы полить Театральную площадь, нужно 90 таких одновременно работающих бочек, при условии если они будут ездить карьером.